Молодой Ленинград ’77 | страница 26



— Да ничего страшного, Игорек, три человека потеряют день-другой, обойдемся.

Игорь застонал от Володиной непонятливости.

— Я же совсем о другом!

И сбивчиво повторил то, что говорил Брегову и Бодрову. Придумал, что могут быть неприятности от начальства. Настаивал, чтобы сейчас же ехать и запретить Брегову рыть канаву.

Володя, глядя на Голубева как на больного, мягко сказал:

— Успокойся, Игорек, ничего страшного не случится. Все равно эту лужицу со временем уничтожат. Неужели ты думаешь, что я бы стал рисковать, навлекать на отряд неприятности? Я уже знал, что к чему. Там собираются что-то строить. Мы даже полезное дело сделаем, дно высушим.

— Когда строить-то будут! Может, через десять лет?

— Может, и через десять.

— Значит, не прикажешь Брегову прекратить это безобразие?

— Нет, — твердо ответил Володя.

Игорь вскочил и заходил по короткому вагончику — два шага вперед, два назад. Получалось, что с разумной точки зрения он не прав. Доказать ничего невозможно, а эмоциям никто не верит… Оставалось надеяться, что не удастся прорыть канаву и озерко сохранится.

— Знаешь, Игорек, мне кажется, ты устал. Жара, беготня, нервотрепка. Давай-ка возьми двух-трех ребят, и езжайте в воскресенье на тот берег. Тайгу посмотрите…

Алешин не успел договорить — Игорь опрометью выскочил из вагончика.


Канаву все-таки прорыли. На дне по узенькой бороздке удалось пустить ручеек. Все бреговские ребята сбежались посмотреть на чудо рук человеческих. Но чуда не произошло — вода едва сочилась. Большинство потеряло надежду на вкусную, настоящую еду. Лишь немногочисленные оптимисты рассуждали о том, куда девать огромное количество рыбы.

— Отвезем в поселок и по рублю за килограмм продадим! — решительно заявил Валерка Бодров.

— Неудобно торговлей заниматься. Сами съедим. Семьдесят человек все-таки.

Кто предлагал посолить сазанов или завялить, кто хотел угостить рабочих мостоотряда.

Но разочарованный Брегов отослал всех на работу, а сам с двумя местными мальчишками принялся таскать по мелководью гнилой бредень, который на глазах расползался и не захватывал ничего, кроме травы и мусора. Отчаявшись, он оставил бредень на мальчишек и забрасывал удочки то в одном, то в другом месте. Илья был мрачен и зол.

А тем временем ручеек набухал, ширился, набирал силу. Когда Илья пошел взглянуть на канаву, по дну несся, подымая берега, пенистый поток. Илья, царапая голое тело о кусты, бросился к откосу.

— Ребята! Сюда! Скорее!

Его подчиненные быстренько сбежали вниз.