Молодой Ленинград ’77 | страница 12
Игорь начал горячиться:
— Другого крана нет! Раз нет, надо обходиться лопатами. Не рассуждать о механизации, а работать!
— Все мы работаем, я тоже! — решительно заявил Юра. — Так что нам нечего обсуждать. Ты отнимаешь у меня время, а потом будешь по-дурацки упрекать. Всего тебе наилучшего!
«Ну и денек, — сокрушался Голубев, поднимаясь по песчаному откосу. — Какой я бестолковый, совсем не умею разговаривать с людьми. И зачем согласился поехать мастером! Никто меня не слушается. Конечно, у всех у них больше опыта, но можно ведь все решить спокойно, без столкновений и ссор!»
Игорь потому и согласился поехать мастером, что хотел хоть немного научиться руководить людьми. Характер у него, как он считал, мягкий, стеснительный, малоподходящий для жесткой современной жизни. А ведь он будущий инженер, в подчинение, возможно, попадут десятки людей, значит, нужны твердость, решительность, умение принять верное решение. В прошлом году, будучи бригадиром, наблюдал за своим мастером, и работа его показалась вполне посильной. Конфликтов никаких не было, знай себе думай, как студентов лучше распределить по местам. А сейчас еще раз убедился, что со стороны все кажется проще. Отступать теперь некуда, даже если бы он публично покаялся в своей непригодности — все равно его вряд ли кем-нибудь заменили.
По рельсам, предостерегающе гудя, катила мотодрезина.
Игорь посмотрел ей вслед. Вдалеке, где рельсы сливались в одну блестящую нитку, горбатилась ферма моста, на которой, едва различимые, копошились черные фигурки. Подумал: «Ссоримся мы или нет, а дело движется. Гончаров не прав, значит, со мной более или менее все в порядке».
И вприпрыжку побежал с откоса.
Молоденькая секретарша Верочка, сидя за машинкой, почтительно говорила тихим голосом:
— Владимир Николаевич только сегодня утром прилетел. Вещи завез домой и сразу сюда. Подождите немного, он вас примет сразу, как освободится. Владимир Николаевич никогда не заставляет ждать напрасно.
Игорь умилился: надо же, всего несколько часов назад прилетел, а уже вызвал командиров и мастеров студенческих отрядов! Значит, считает их серьезными работниками.
Контора мостоотряда помещалась в бараке. По обе стороны длинного коридора двери с фанерными табличками. Стены голые — ни плакатов, ни лозунгов. Единственное, на чем мог остановиться взгляд, — накрытый белой марлей бачок с водой. Было душно. С потолка, лениво жужжа, снимались мухи и тут же утихомиривались. Тишина и сонливость, как где-нибудь в глухом колхозе. О БАМе напоминало лишь непрерывное урчание самосвалов, которые носились к мосту и обратно. Если кто-нибудь открывал дверь, урчание превращалось в рев и в коридор набивалась только что поднятая пыль.