— Начерно? Мужик больной, страдал манией преследования, разбил стекло, выпилил решетку и сиганул на твердую землю с пятого этажа. Только вот пилку оперативники никак не найдут.
— А, хрен с ней. Все просто. Сегодня же составь отчет по делу и закроем его как самоубийство, — решил Аксюшкин. — Я его включу в перечень раскрытых происшествий по горячим следам.
Они спустились по лестнице в вестибюль первого этажа, неторопливо вышли на улицу.
— Сколько у тебя до плана? — спросил его Павел.
— Три бытовухи желательны. До вечера далеко, что-нибудь случится — раскроем. Меня уже достали эти рейды.
Миша Соболев оглянулся на старинное пятиэтажное здание из красного глиняного кирпича, вслух прочитал вывеску: «Центр психического здоровья».
— Как заковыристо теперь психушки называют!
✽ ✽ ✽
Из психбольницы Павел поехал в управление писать отчет об успешном расследовании самоубийства. Соболев с оперативниками под руководством Аксюшкина помчались на новое дело — в одном из домов частного сектора в пьяной драке жена ударила ножом любимого супруга, слава богу, что не насмерть!
В родном кабинете за столом восседал напарник Петя Килькин и внимательно слушал песню на французском языке, изливавшуюся из динамиков радиоприемника, при этом делал какие-то пометки себе в тетрадку.
— Что? — удивился Павел.
— Вот это женщина! Ты представляешь, ее, видимо, поймали бродяги-дезертиры из разбитой армии Наполеона и давай «пороть». Пороли-пороли…
— Это я слышу, — посмеялся Павел. — Не глухой. Радио работает.
— А ты послушай. Пороли-пороли-пороли, пороли-пороли-пороли, пороли-пороли-пороли, пороли-пороли-пороли, пороли-пороли, но «пропороть» не смогли. Четырнадцать раз ее «пороли» и не смогли…
— Ты это из песни узнал про наполеоновских дезертиров? — хмыкнул Павел.
— Это я так представил. Затащили в походную палатку и давай «пороть». И не смогли «пропороть». Куда уж им войну выиграть с нами, если женщину как следует «пропороть» не смогли!
В кабинет, приоткрыв дверь, заглянула Антонова — дознаватель.
— Кого это вы пороть собрались? Что еще за планирование экзекуций?
— Никого мы не собрались, — отозвался со вздохом Килькин, закрывая свою тетрадку и пряча ее в ящик письменного стола. Песня уже кончилась. — Мы просто работаем, Ася Николаевна. Занимаемся обычной повседневной бюрократической рутиной.
Павел поборол в себе желание громко расхохотаться, отвернулся, шмыгая носом.
Начальница, не собираясь заходить, с порога строго отчитала Килькина:
