Он еще раз окинул взглядом палату. Вошли оперативники:
— Нету пилки. Нигде нет.
— Плохо ищете. Что говорит медэксперт?
— Алешковский при падении сломал позвоночник, но был жив. Умер часа два назад.
— Уборщик почему-то не решился найти его, пока он был еще жив, — хмыкнул Сережин. — Давайте, парни, еще и еще раз все переройте. Хотя рыть здесь негде. А с вами, Маша, мы поговорим позже.
Он улыбнулся испуганной медсестре и, выйдя из палаты, решительно направился в кабинет главврача, где уже «работали» Соболев и Аксюшкин. Соболев был помощником Сережина, а Аксюшкин — начальником всего оперативно-следственного отдела, увязался с дежурной группой благодаря общегородскому рейду «Правопорядок».
Резко постучав в дверь, Павел вошел в кабинет.
Главврач, лысоватый сорокалетний мужик, был бледен. Соболев черкал фигурки в своем блокнотике. Аксюшкин улыбался. Обернувшись хозяином, заявил:
— Вот и Павел Иванович. Проходи, Паша, — по-хозяйски предложил Аксюшкин. — Нам главный врач этого веселого заведения невероятные истории о погибшем рассказывает.
— Интересно послушать, — хмыкнул Павел, садясь с краю длинного стола.
— Так вот, — продолжал главврач. — Помимо всех его заявлений об опасности, грозящей ему лично, он упорно твердил о вселенской угрозе всему человечеству. Его и доставили к нам не как обычно, — из вашего же ведомства к нам поступил, — нашли на вокзале в образе бродяги, оказался невменяем, без документов, только фамилию помнил — Алешковский, и все, даже имени… Нам его передали, мы пытались лечить. Вроде нормальный, тихий. А как начинал проваливаться в свои грезы, истерил бешено: надо убивать! Иначе убьют его! И всех убьют… Не буйствовал, но держали мы его отдельно.
— У вас многие больные пишут, рисуют? — спросил Павел.
— Мы даем карандаши, авторучки. Некоторые рисуют.
— Но вы знали, что Алешковский писал?
— Конечно.
— Вы читали это? — Павел тряхнул общей тетрадью.
— Заглядывал как-то. — Главврач со скепсисом улыбнулся. — Была в нем тяга к мессианству.
— Я о другом. Я читал кое-что из тетради. Если это писал Алешковский, то почему он считался больным? Абсолютная ясность изложения. Очень странно, знаете.
— Здесь у нас весь контингент странный, — непринужденно усмехнулся главврач.
— Ну что ж, спасибо, — решил закругляться Аксюшкин, видимо устав от больничного запаха. Повернувшись к Сережину, спросил: — Ты все там сделал?
— Вроде все. Опера еще суетятся, но, думаю, без толку.
— Хорошо. Тогда до свидания! Вынуждены вас покинуть. Работы много! — Аксюшкин пожал руку главврачу, и вся следственная гвардия оказалась в коридоре. Он толкнул Павла в бок: — Что скажешь?
