— Это на какой рожон?
— Известно какой, — ответил Игнат, — начальственный! Иль впервые тебе. Ведь вот, к примеру, возьми меня и начальника управления. Я ему свое — про звено, а он мне свое — насчет плана; начнется со спору, а чем кончится? Подомнет он меня. Прав не прав, а он, так сказать, государственные интересы по своей должности справляет, и на то поставлен, чтобы я эти интересы не нарушал. Кому больше веры? Да ему прежде всего! И как начнется у нас с ним заваруха, и как начнет он на меня со всей своей государственной силой давить, разом и сомнет.
— Надо бороться, Игнат Романович. Правду свою отстаивать. И повыше начальники, чем наши из управления, со своих мест слетали.
— Знаю. Это верно! Только бороться с несправедливым начальством мы не мастаки. Так сказать, не в привычке это. Не то робеем, не то себе дороже выходит. С давних пор у нас эдакое представление: жила — она на правду выйдет, а ты эту жилу не тронь — всему свое время. Оно придет, и начальнику скажут: «Э, братец, да ты дурак, ты не на своем месте, давай-ка вылетай на низшую должность!» Иль не так? Так! В точности!
— Так как, звено берешь?
— А то как же! В лес ходить — неча волков бояться.
— Тогда, Игнат Романович, заходи вечером после работы в правление — и там мы оформим звено. Ты как, Шеломов, согласен быть в звене?
Игорь был сердит на Русакова и нехотя пробурчал:
— Мне все равно.
— Понятно. Не одобряешь? А ты найди в себе силы посмотреть правде в глаза. Боязно? А прикрываться высокими идеями и неволить людей не боязно?
Игорь стоял ошеломленный, не в силах возразить Русакову. Неужели Иван Трофимович намекает на его обман? Надо что-то делать. Прав Русаков… Трудно сказать, чем бы все это кончилось, если бы Игнат вдруг не спросил:
— Послушай, Игорь, ты не болен ли?
— Голову ломит.
— И молчал. Иван Трофимович, прихвати парня. На нем лица нет.
— Только придется, Игорь, сначала заехать в Посад. А все из-за Яблочкиной. Написала заявление в райком, теперь вот надо доказывать, что белое есть белое и Посад не годится для молодежной бригады… Других дел у председателя ведь нет.
Игорь забрался в машину и с облегчением подумал: «Скорей бы домой! Забраться на чердак, остаться одному». А впрочем, Русаков ему не мешал. Он не приставал с расспросами, а в Посаде, где пришлось задержаться, разыскал фельдшерицу, та принесла Игорю каких-то таблеток от головной боли и даже устроила на отдых в чьем-то доме.
В Большие Пустоши возвращались уже под вечер. И вдруг у околицы Русаков дал тормоз и, остановив вездеход, направился к изгороди. Что он там заметил на огороде? Из любопытства Игорь тоже вышел из машины.
