— Но я его видела вечером на пароме.
— Не захотел взять бюллетень. И дурак.
— Ты так думаешь?
— Уверен! Я бы на его месте…
— Ты — конечно, — сказала Татьянка и быстро пошла вперед.
— Куда ты? — крикнул Игнашов, догоняя ее.
— Домой.
— Но ты же сама позвала… Погулять хотела…
— Поговорить хотела. Только вижу, не о чем нам с тобой говорить. Прощай!
— А я тебя не пущу, — Игнашов схватил ее за руку и притянул к себе. — Хочешь, я тебя поцелую, как на том вечере, под Новый год?..
— Это не ты меня, а я тебя поцеловала… Захотела и поцеловала.
— Тогда я верну свой должок.
— Стоит ли возвращать всякую мелочь?
И Татьянка резко оттолкнула Игнашова.
— Подумаешь, какая недотрога!
В клубе еще танцевали, когда Игорь возвращался домой. Он шел один и мысленно то возмущался наглостью Игнашова, то старался понять Татьянку, откуда в ней вдруг взялась злая обида на жизнь. И только у базарной площади, где его нагнал возвращавшийся из клуба Русаков, Игорь подумал о том, что на самое важное он не обратил внимания. Как это сказал Игнашов? Шеломовская затея шатается и рассыпается. Так вот на что рассчитывает Юрка! Не успел проголосовать, чтобы остаться в колхозе, а уже прикидывает, что поможет ему бежать. Смотри не просчитайся. Но мысль о том, что надо бы обо всем рассказать Русакову, он отверг, даже не задумываясь. По старой школьной традиции в своих делах они разбирались сами и туда нечего было соваться ни учителям, ни родителям и вообще посторонним, в том числе и председателю колхоза.
Они шли не спеша по тихой ночной улице.
— Иван Трофимович, — сказал Игорь, — я думаю, что ребята согласятся с вами: не надо нам отдельной бригады.
— Я уже говорил кое с кем. Действительно, где взять Богдановой в Посаде цыплятник? И там нечего делать Кочергину… И мастерских там нет. В общем, напрасно Яблочкина не посоветовалась с колхозом. А теперь надо отступать. Не хочется, конечно. Но придется. Да, кстати, Игорь, а что, если нам собрать всех ребят и объяснить: кто хочет — оставайся, а нет — может уходить.
Это было сказано так неожиданно, что Шеломов невольно остановился. Спросил растерянно: «Как это — уходить?» Да понимает ли Иван Трофимович, что предлагает? Ведь это на руку Игнашову. Не только все зашатается — рухнет все. И уже возмущенно проговорил:
— Вы хотите, чтобы все разбежались?
— Почему все? Ты не уйдешь, Андрей тоже. Еще Нина Богданова… А кто уйдет?
— Игнашов, Тесов, Кабанова.
— Не велика беда.
— Лиха беда начало. Они других за собой потянут.
