и Тройственного союза — послужил июньский выстрел в Сараево. Здесь сербским подданным был убит наследник австрийского престола Франц-Фердинанд. Австро-Венгрия при поддержке своей союзницы Германии начала военные действия против королевской Сербии.
За три года — три войны. Правда, на австро-германском фронте Олеко находился недолго. В бою у горы Гучево немецкие санитары подобрали тяжело раненного Дундича и унесли в госпиталь. Его поместили в «сербскую» палату. Рядом с койкой Дундича лежал капитан Милан Чирич.
— Давно, момче[4], воюешь? — поинтересовался Милан.
— С двенадцатого года.
— Звание у тебя какое?
— Подпоручик.
Милан поднял голову, посмотрел на соседа пристальным взглядом. «Он ли это? Не обознался ли?»
Голова и лицо подпоручика были забинтованы. Открытыми оставались только нос, усы и голубые выразительные глаза.
— Ты что, женить меня собираешься? — спросил Дундич, выдержав взгляд. — Напрасная работа: я ведь неисправимый холостяк.
— Не о женитьбе речь. Голос мне твой знаком. Где-то встречались, а где — не припомню. На Косовом поле воевал?
— А как же.
— Знал я одного момче. Алексой его звали. Добрый был кавалерист.
— А почему был?
— Его убили тогда, когда наша армия над облаками билась, — ответил капитан.
«Битвой над облаками» сербы называли многодневную борьбу за вершину горы Гучево. Сербская пехота, спешившиеся гусары карабкались по восточному склону горы, чтобы любой ценой отбить ее у врага. В разных местах австрийцы расположили огневые точки. Дундич вызвался подавить одну из них. Темной ночью ползком он добрался до огневой точки и, бросившись на пулемет, заставил его замолчать. В тот день Дундич не вернулся. В полку все считали, что он убит.
— Алексу не убили, — громко произнес Дундич.
— Точно знаешь?
— Точно. Я — Алекса Дундич, тот самый Дундич, что под Гучево воевал.
— Да тебя сразу и не узнать. Ты тогда безусым был.
— Усатым в плену стал, — с улыбкой заметил Дундич.
Когда в палате стало известно, что Дундич, пошедший на пулемет, чудом уцелел и теперь находится в госпитале, все, кто мог передвигаться, направились к его койке.
— Юначино! Дай да сэ рукуемо![5] — говорили они.
Молодой организм сравнительно легко и быстро перенес тяжелое ранение. Дундича предупредили, что скоро его выпишут из госпиталя и отправят в лагерь для военнопленных.
О лагере он и слышать не хотел. Жить за колючей проволокой, ходить на работу под конвоем, помогать своим трудом врагу — нет, он лучше убежит из госпиталя. Но куда? Уйти в горы, в родную Сербию! Но как пробраться домой? Вся Сербия оккупирована, кругом кордоны.
