Однажды утром я открыла ставни и ахнула: всего за одну ночь в Италию пришла весна! Как будто кто-то взорвал огромную хлопушку и всю землю засыпало конфетти. Натянув джемпер, я выбежала на улицу в одних трусах. Вонючка молча наблюдал за мной, глядя, как я перелезаю через забор позади фермы и бегу через луг по холму к опушке леса. Луг весь сиял розовыми смолёвками и голубыми цветами огуречника, живые изгороди светились желтым и оранжевым; из долин со стороны города пахло цветущим миндалем и персиком. Вонючка подошел к забору и стал смотреть, как я глажу руками влажную траву.
– Ti piace? Нравится?
– Bellissimo! – широко улыбнулась я.
Пожалуй, это был наш самый длинный разговор. Он наверняка решил, что я окончательно свихнулась, а может, подумал, что англичане – все психи. Зацвел мышиный гиацинт, увивавший входную дверь. Позже я собрала небольшой букетик и поставила в стакан с водой рядом с его матрасом.
В тот день, разговаривая с да Сильвой по телефону, я обнаружила, что рассказываю ему про цветы.
– Весной там очень красиво, это правда. – По голосу было слышно, что он улыбается. – А откуда ты знаешь все эти названия?
– Ну, я же все-таки искусствовед.
Пожалуй, самая жуткая неделя моей работы в «Британских картинах». Делаю презентацию для продажи акварелей Викторианской эпохи. Оказалось, что очень важно уметь отличить цветы боярышника от цветов ежевики. Я, конечно, всегда любила цветы, но Уильяму «Птичьему Гнезду» Ханту никогда не стать моим любимым художником.
– Послушай, а когда ты сможешь вернуться? Мне нужно, чтобы ты сообщил банку, что мы готовы снимать лак, и ты наверняка захочешь присутствовать при этом.
– А зачем было наносить лак, если его сразу снимать?
– Madre di Dio! Перестань задавать глупые вопросы?
– В пятницу. Приеду домой в пятницу.
Повесив трубку, я долго стояла и смотрела на луг с неожиданно глупой улыбкой на лице. И тут мне внезапно захотелось пойти в салон красоты в Сидерно. Домой. Он сказал: «Приеду домой».
Марианджела Луккини, реставратор из Реджо-ди-Калабрия, пришла в восторг, когда я позвонила ей. Она много работала на министерство культуры, реставрировала произведения искусства в бесчисленных церквях на юге страны и сказала, что в восторге от возможности заняться чем-то стоящим.
– В основном их интересует нанесение лака. Все приличное в любом случае отправляют на север, как и апельсины.
«Сосьете мутуале» прислал охранника, который должен был присутствовать при процессе реставрации. Ли, да Сильва и я встретили его в порту, и потом мы все вместе поехали в мастерскую, находившуюся в подвале дома, где жила Марианджела. Ли волновался и нервничал из-за того, как снятие лака скажется на его детище, особенно учитывая, что ему нельзя было присутствовать при начале процесса. Я попыталась успокоить китайца и пообещала ему посылать фото каждые пять минут, пока он будет ждать нас в баре. Марианджеле было около сорока, на ней был холщовый комбинезон, крашенные хной волосы собраны в небрежный узел на макушке. Когда она открыла нам дверь, из квартиры раздался детский плач.
