С утра мне первым делом инстинктивно захотелось рвануть в «Британские картины» и проверить, как там Гоген, но после бессонной, беспокойной ночи я решила этого не делать. Особенно если у Анджелики есть подозрения на мой счет. Такое проявление неуверенности может сыграть против меня. На следующей неделе картины, представляемые на июльском аукционе, будут выставлены для просмотра на три дня: Маккензи Пратт, без сомнения, пойдет на коктейльную вечеринку в честь открытия, а пока мои сомнения насчет нее и живописной манеры Ли придется отложить. Утро я провела на Бонд-стрит, устроив кредитной карте «Джентилески» такую встряску, какой у нее не было уже больше года. Я методично обходила все бутики один за другим и никак не могла избавиться от ощущения, что подбираю снаряжение для последней битвы, но если уж умирать, так с музыкой и в наряде от Сен-Лорана. В холл «Клариджа» я вошла около полудня, и тут у меня зазвонил телефон. Консьерж любезно бросился мне на помощь и подхватил пакеты с покупками, пока я пыталась нажать на нужную кнопку.
– Элизабет? Это Руперт. Как вы? Хорошо устроились, обслуживанием довольны?
Через пару секунд я сообразила, что это Руперт и что он пытается проявлять дружелюбие, но вряд ли я когда-нибудь буду воспринимать его иначе чем человека, который называл меня «э-э-э, как там тебя».
– Все чудесно, спасибо! Как ваши дела?
– Что ж, дело идет. Уже сегодня была пара статей в прессе. Анджелика Бельвуар сказала, что вы вчера мило пообщались?
– Она классная, правда? – прощебетала я.
– Хотел спросить, не можете ли вы присоединиться ко мне за ужином в моем клубе сегодня вечером.
– С удовольствием, Руперт.
Интересно, в какой из оплотов истеблишмента на Пэлл-Мэлл он меня позовет – «Атениум» или «Трэвеллерс» с его знаменитой библиотекой? Или, может, в «Брукс»? Помнится, раньше Руперт любил вздремнуть там после обеда.
– Супер, тогда в этом… в «Сохо-Хаус», – пафосно произнес Руперт.
– Чудесно, – отозвалась я, подумав, что старина Рупс и правда пытается идти в ногу со временем.
– Что ж, тогда в восемь, Дин-стрит, семьдесят шесть?
– Буду ждать нашей встречи, – ответила я, и мы распрощались.
История находки «Девушки с веером II» попала на страницы трех главных газет страны, а также в утренний выпуск «Лондон ивнинг стандард». Я прочитала все эти статьи в тот же день, сидя на педикюре в спа-салоне «Элемис». Писали, что картина принадлежит некоему итальянскому банку, однако имя Элизабет Тирлинк и «Джентилески» упоминались в каждой статье наряду с ценами на другие картины Гогена, подробностями предстоящего аукциона, гипотезами о стартовой цене и базовой цене, назначенной за картину. Странное ощущение возникает, когда черным по белому читаешь историю о картине и человеке, которого придумал сам от начала до конца. Пятью часами позже Элизабет Тирлинк покинула салон после сауны, обертывания, депиляции и стрижки и стала той самой хладнокровной и идеально ухоженной женщиной, которой так мечтала быть Джудит Рэшли. Я уже даже забыла, сколько времени нужно на все это дерьмо. Во время походов по магазинам я пыталась вспомнить, что любила носить Джудит Рэшли. Оставив попытки вспомнить свой собственный незрелый вкус, я решила, что раз Руперт и Анджелика видели меня только в старом черном деловом костюме, то все обновки стоит покупать естественных, благородных оттенков. Мне отстригли лишние сантиметры волос, но я собиралась все время убирать волосы наверх, чтобы привлечь внимание к шраму. В общем-то, изменения были невелики, но, глядя на себя в зеркало перед встречей с Рупертом, я пришла к выводу, что женщина в белой блузке с бантом от «Гуччи», со сдержанным естественным макияжем лишь отдаленно напоминала неряшливую ассистентку, которой я была когда-то.
