Тео даже рассмеялся:
— Помилуйте. Фотошоп — отличная программа, но я не стал бы ее использовать, чтобы вас обмануть. И, в общем, вы все правильно сказали. Мы и правда недалеко от Риттерсхайма, всего в нескольких километрах от главной площади. Арнэльм находится в том же часовом и климатическом поясе — здесь тоже весна, вечер и дождь собирается. Дождит, правда, не так часто, как у вас — река немного влияет на погоду, но это мелочи, к делу не относится.
Они помолчали. Потом Аста решила, что в плане здравого смысла ей уже терять нечего, и спросила о самом очевидном:
— Но… как же так получается? Мы разве в параллельноммире? Это бред, конечно, но…
— Нет никаких параллельных миров, Аста, — ответил Тео, сразу посерьезнев. — Это глупости, хотя и занятные в своем роде. Мир один-единственный, целый и неделимый, сколько бы его ни рвали на части. И нет никакого другого мира, кроме этого. Все зависит от того, как на него смотреть.
Он сам склонился над картой — Аста невольно подалась вперед — и одной рукой сдвинул край, так что образовалась складка. В ней исчез фантастический город, река и горы с пустыней — и Риттерсхайм снова стал целым — таким, как на всех других картах. Потом Тео отпустил бумагу — и она расправилась, вновь открывая незнакомые места. Выглядело все очень просто, даже слишком, но понятнее от этого не становилось.
— Карта — это всего лишь проекция. Грубый набросок, схема, не более. — Тео разгладил бумагу длинными красивыми пальцами, исчерченными морщинами, потом откинулся в кресле, сложив руки на коленях. — И мир на этой схеме такой, каким люди его видят, каким привыкли видеть. Мир огромен, бесконечен для одной человеческой жизни — и в то же время для многих людей он не больше газетной страницы или экрана телевизора. И если сказать им, что здесь, в двух кварталах от их дивана, живут крылатые лисы, и река говорит с людьми, и, когда воздух сырой, рыбы плавают в нем, как в воде… И дома парят в воздухе, и деревья растут, не касаясь корнями земли, — огромные, до облаков, — разве кто-нибудь поверит?
Аста покачала головой. Не то чтобы она могла ответить за всех, но ей самой пока не очень во все это верилось. Тео истолковал ее жест по-своему.
— Вот именно. Разве кто-то воспримет это всерьез? Разве, проходя мимо Ирис, когда она греется на солнце у входа в кафе, они хоть на секунду поднимут голову от своих телефонов? — Он сделал паузу, не предполагающую, впрочем, никакого ответа. — Когда-то давно кто-то создал этот мир. Я не знаю, действовал ли он в одиночку или у него были помощники, — тут мнения расходятся, но, в общем, это не важно. Важно то, что у него, или у них, получился шедевр. Огромный, бесконечно разный, переходящий из одной крайности в другую, не повторяющийся ни в чем — и все же являющийся одним целым. Он никогда не был совершенным, этот мир, но шедевру и не надо быть совершенным. Ему достаточно быть прекрасным — таким, чтобы дух захватывало.
