Ивану Алексеевичу понравилась Катина стройность, понравился прямой взгляд и глаза теплого коричневого цвета, понравилась экономность ее движений, точность, что, впрочем, одно и то же. Но Иван Алексеевич считал, что вкус его раз и навсегда определен: черные глаза, смуглость, склонность к полноте, вообще все, что свойственно Тамаре, — это и есть его вкус.
— Так как, вы думаете, лучше сделать: позвать Сашу сюда или нам пойти к нему?
— Пожалуй, все равно, — сказала Катя. — И так хорошо, и так неплохо. Но подумайте, какой скрытный! Ведь он мне ни слова не сказал о том, что вы писали, и о своей переписке с отцом.
— Переписка! Ему всего-то было тринадцать лет, когда началась война.
— Но ему было уже шестнадцать лет, когда Александр Николаевич погиб. А вы… вы думаете усыновить Сашу Турчанова? — неожиданно спросила она.
— Я? — Иван Алексеевич был совершенно озадачен таким вопросом. — Я? — переспросил он еще раз. — Нет, я не думал об этом. И вообще, вы знаете, я недавно женился, — сказал он совершенно невпопад и густо покраснел.
Но Катя ничего не замечала, она была занята своими мыслями.
— Так выйдем, а? — спросила она рассеянно.
Они нашли Сашу на скамейке. Он играл в шахматы со своим другом Петро, который благодаря блестящим глазам получил новое прозвище — Фонарик.
— Саша, познакомься: Иван Алексеевич Федоров. Друг твоего отца. Он специально приехал к нам, чтобы повидаться с тобой.
— Здравствуй, Саша, — сказал Иван Алексеевич и протянул ему руку.
— Здравствуйте, — сказал Саша и медленно встал. — Вы… вы живы?
— Жив, как видишь, а почему ты спрашиваешь?
— А я думал… Мне казалось.. Значит, вы дошли до Берлина?
— Дошел, точно! — улыбаясь, сказал Иван Алексеевич.
— Я ж тебе говорил, что он жив! — воскликнул Фонарик. — Скажите, а рейхстаг какой высоты, сколько, если на этажи перевести?
— Я думаю… я думаю… этажей пятнадцать…
— Вы были там? Расписались?
— Нет, не был. Наш батальон отвели южнее.
— Эх, жаль! Что же вы не попросились?
— Нельзя было.
— Да, так, конечно, — неохотно подтвердил Фонарик.
— Пойдем, Петро, — сказала Катя.
Оставшись наедине, Иван Алексеевич и Саша несколько минут молчали. Иван Алексеевич думал, о чем лучше всего заговорить — рассказать Саше о том, как они жили на войне? Но ведь именно об этом Александр Николаевич и писал сыну. Рассказать о Новинске, то есть о той боевой операции, в которой погиб Александр Николаевич? Но в голове складывались только штабные формулировки той тактической задачи, которую выполнял их полк, или общие сведения об операции…
