.
— Лиза, — сказал он.
Это имя имело инородный привкус во рту. Он чувствовал на себе устремленный на него взор Отца, чувствовал его напряжение и неуверенность. Возможно, у Отца были основания для опасений. То было — было — плохое, тяжелое время. Винсент отстранился от него много лет назад. Он долгое время не вспоминал о Лизе. Но сейчас он четко видел, каким он был тогда: молодой и высокий, слишком высокий для своего веса. Он снова ощутил всепожирающую печаль, словно металлическая балка стиснувшую его грудь, чувство вины, грозившее поглотить юношу, который до того момента представлял любовь как нечто хрупкое и прекрасное.
Сквозь годы в его голове эхом отозвался его собственный надтреснутый голос, взвившийся до верхнего регистра и дрожащий от невыплаканных слез, оставивших соленый привкус в горле.
— Я должен ее видеть, Отец. Пожалуйста, позволь мне. Ну пожалуйста!
И тихий ответ Отца:
— Она ушла. Ушла Наверх.
Было ужасно больно. И теперь еще больно. Оглядываясь назад, он понимал, что и Отцу, по всей вероятности, было не менее больно.
— Это из-за меня. — Слова эти почти беззвучно прошли сквозь его сведенное судорогой горло. Он почувствовал тепло руки Отца на своем плече, затем обеих на плечах. Но впервые Винсенту не принесло облегчения ни это объятье, ни его слова.
— Ты не сделал ничего плохого, Винсент, — наконец убежденно произнес он — человек, вдруг подумал Винсент, старающийся убедить себя в том, что оба они ничего плохого не сделали.
Но если я ничего плохого не сделал, горестно размышлял Винсент, снова вернувшись в настоящее и глядя на дорогую бумагу на которой было написано Лизино письмо, то кто виноват? И вообще — что произошло? Ответа не было.
Лиза… Что-то было не так, он чувствовал это. Лиза в нем нуждалась. Он взглянул на Отца и увидел, что тот еще более обеспокоен.
— Я должен пойти, — просто сказал он.
Отец почти ожидал этого. Он лишь склонил голову и вышел. Винсент тщательно сложил записку и вложил ее в конверт, который он положил на стол и прикрыл томиком стихов Рильке.
— Я верю в ночь, — прошептал он. Однако его последнее воспоминание о Лизе было в ореоле света.
До места, которое Лиза назвала «нашим», было недалеко: от его комнаты меньше мили по хорошо знакомым туннелям. Узкий круглый колодец с железной лестницей был сразу за первой аркой. Он бросил на него взгляд и отвернулся.
Сколько лет тому назад это было? Сейчас казалось, что прошла целая вечность. Но он хорошо помнил долгий подъем по этой лестнице. Лиза была впереди. Он едва ли заметил, сколько они прошли. Ее маленькие ножки были вровень с его грудью, длинные развевающиеся юбки обвивались вокруг ее щиколоток и слегка задевали его горло и щеки. А тьма и все вокруг них было заполнено увертюрой к «Лебединому озеру» Чайковского. Сейчас Наверху было тихо: слишком поздно для балета, или оперы, или что там играли сегодня вечером.
