Поскольку своим честолюбием княжна напоминала Екатерину Великую, а характером — Павла I, брат Александр, имевший сходный жизненный опыт и воспитание, прекрасно понимал ее во всем. Их объединяло также и тяжелое переживание, связанное с убийством отца. К тому же Александр I был облечен властью, необходимой Екатерине для осуществления своих целей (если, конечно, император разделял эти цели). В союз брата и сестры входила и мать. Хотя вообще-то Александр считал, что женщинам в политике делать нечего, Мария Федоровна и Екатерина составляли для него исключение. Вдовствующая императрица писала своему сыну бесконечные письма с советами, касающимися политики, государственного управления и военных вопросов. Он учитывал ее пожелания из уважения к ней, а также потому, что свергнутый с его молчаливого согласия Павел I предоставил своей супруге широкие полномочия на случай, если она переживет его. Искусная в интригах Екатерина использовала в своих интересах зависимость сына от матери. Вряд ли можно назвать искренней и бескорыстной ее любовь к брату Александру. Тонко и изощренно она сделала его покорным своей воле, игнорируя неписаные правила поведения в угоду своим желаниям.
Ненависть к Наполеону, поражения Российской империи в 1805–1807 гг., присоединение к континентальной блокаде и слабость Пруссии не оставили для Марии Федоровны и Екатерины никаких других вариантов, кроме заключения династического союза с Габсбургами, даже если и не удавалось получить корону австрийской императрицы. Женщины, просчитывая в уме другие возможности, быстро поняли, что именно австрийский вариант наиболее выгоден с точки зрения политики. Летом 1807 г. Екатерина Павловна (к тому времени в свои девятнадцать лет девушка уже не была столь юной невестой) ясно увидела, что против ее брата выступил целый ряд противников. Когда российский император вернулся из Тильзита домой, его мать вначале вообще отказывалась выйти сыну навстречу. Вдовствующая императрица собрала вокруг себя своего рода оппозицию, к которой помимо прочих персон принадлежали граф Ростопчин, близкий друг Павла I, и придворный историограф Николай Карамзин. Эти люди категорически отвергали любую возможность проведения реформ в Российской империи, равно как и заключения рискованных компромиссов с Наполеоном. Екатерина вряд ли была причастна к появлению в этой среде разговоров о том, что нужно свергнуть императора и заменить его сестрой. Подобные мысли противоречат логике и дальнейшему развитию событий. Да и, собственно говоря, много ли было в истории Российской империи правителей, против которых не замышлялся бы заговор? Но слухи должны были льстить самолюбию Екатерины, хотя в то время она, конечно же, не была готова к столь высокой миссии.
