— Что удивительного — при таком уродстве!
— О нет. Помнишь историю доктора Франкенштейна: он собирал своё создание из красивых черт и членов, но получилось безобразие, а тут всё обстояло иначе: по отдельности его черты — да — привлекательными не назвать, но вместе они составляли прелестный образ…
— И на какой помойке ты откопал это диво?
— Помойка была непозволительной роскошью для сына миллионера. Мы познакомились на каком-то банкете…
— Так он был богат!? Тогда странно… И где он теперь? Почему вы расстались?
— … Я неосторожно сказал о его матери. У нас была дуэль.
— … Ты его убил?… Неужели вы не могли помириться? Ты же сам был виноват!.. Ты же любил его!
— … Все губят тех, кого любят, — англичанин отошёл от окна; занавесь опять скрыла бледное начало ноябрьского дня, — … Он сам так пожелал… Отдыхай.
— … А что если я пойду в полицию и расскажу, кто такой полковник граф Франкессини?
— Пойдёшь — в чём? В простыне? босиком?
— Да!!!
— Простудишься.
— … Ты не боишься смерти?
— Я так часто думаю о ней, вижу, творю её… Нет.
— Не уходи. Расскажи ещё. Ведь у тебя их было много…
Серый Жан отошёл в самый тёмный угол, к обычному предлогу — книжному шкафу, у которого мог полчаса стоять, делая вид, что выбирает, водить пальцами по корешкам, выдвигать и задвигать тома — благовидный повод скрыть лицо.
— Кто тебя интересует?
— Тот, кто больше всех походил на меня.
— … Внешне вы почти антиподы. Он был миловиден, но смугл, черноглаз и весь в шерсти. На голове — густейшая грива, брови — как у филина, ресницы — как у жирафа и в три ряда.
— Достойный экземпляр! Что, тоже непорочный?
— О, в свои двадцать с минутами он изумил бы самого отъявленного сладострастника. Но при своей опытности он не знал пресыщения, любил и страдал, как ребёнок.
— Я до сих пор не услышал о чём-либо роднящим его со мной.
— А. Он тоже был поэтом и писателем.
— И только-то? Ладно, говори дальше, в каких ещё мелочах я схож с твоими знакомцами.
— У одного из них шрам на груди — в точности, как у тебя.
— У кого именно?
— У Вотрена.
— Может это знак, чтоб ты выполнял и мои заказы. Ты нашёл Растиньяка?
— Я ищу его вторую неделю. Странно: его знают все, уверяют, что недавно встречали его, но никто не может сказать, где он обретается. По адресу, который ты мне дал, — пустая, выстывшая квартира.
— Ты заходил внутрь?
— Да, дверь была не заперта.
— И как тебе тамошняя обстановочка?
— То есть, что я могу сказать о её обитателе?… Он видел смерть, очень близко. Часто рисковал жизнью. У него сильные, ловкие руки. Он не боится темноты, не любит гостей, не ведёт никакой переписки, читает случайные книги и газеты — очевидно, без какого-либо интереса… Если бы ты не говорил, что был там с ним, я вообще решил бы, что это фиктивное жилище, причём сделанное с грубой издёвкой над… преследователем,… где возможны даже смертельные ловушки… Ну, допустим, это во мне скребётся карбонарская паранойя… И всё же… ты уверен, что желаешь с ним бороться?
