Происхождение боли | страница 42
— Береника присмотрит за детишками — за всеми троими, пока мы будем гулять по сможистому Альбиону. Да, моя крошка?
Девушка кивнула, влюблено глядя на спутника.
Макс был удивлён такой доверчивостью Эмиля, но пригляделся к Эжену и подумал, что приобщать в воображении это существо к миру разврата и ревности по меньшей мере глупо.
Глава XV. Разоблачение Серого Жана
Вошёл лакей и сказал: «Вам письма, сэр».
Люсьен, пока его многовластный друг читал послание, стащил конверт:
— Хм-хм! «Полковнику графу Франкессини»! Вот как тебя зовут!.. А кто такой Вотрен?
— Мой эксплуататор, — мрачно ответил англичанин, сжигая письмо, — Он немного помог мне обосноваться во Франции, наладить связи,… и теперь я обязан выполнять его пошлые заказы.
— Заказы?…
— … Нечастые, но нудные и оскорбительные.
— Поподробнее, пожалуйста! — загорелся Люсьен.
— Убийства, — небрежно бросил Серый Жан.
— Ха! И многих ты уже угробил?
— Здесь — двадатьчетырёх. Для Вотрена — шестерых. За всю жизнь — примерно сотню, с особой радостью — около тридцати.
— Что!!?… Ты… ты — профессиональный убийца!? — Люсьен был в восторге, — Расскажи же! Когда ты начал?
— Ещё студентом.
— Нужда толкнула? Или месть?
— Да нет. Случайно как-то вышло. Я не собирался… Но мне понравилось. Очень.
— … Если так,… то чем тебе не по душе заказы этого… Вотрена?
— Во-первых, он даёт мне слишком мало времени, а я люблю хорошо узнать человека, стать ему близким.
— Зачем, если ему всё равно не жить?
— Чтоб он не боялся, а я сумел не причинить ему страданий, чтоб мы оба могли получить удовольствие от такого великого события, как освобождение души от тела.
— Ну, ты мистик!.. А во-вторых что?
Граф призадумался, восстановил последовательность, нашёл ответ:
— Трудно было бы упрекнуть меня в каких-то особенных прихотях, но я всё же предпочитаю сходиться с людьми молодыми, красивыми, благородными. Вотрен же подсовывает мне какую-то шушеру: старых стукачей, нелепых невольных свидетелей, сопливых придурков, не справившихся с какой-то дребеденью… Мне противно к ним прикасаться…
— Почему у тебя итальянский псевдоним? — продолжал интервью Люсьен.
— Я жил в Италии. Мне дорога память о ней.
— Что же, тебя никогда не посещают раскаяния?
— Мне знакомо недовольство собой — если не удаётся всё устроить достойно,… но так бывает редко.
— … К тому же тебе и платят, и, видимо, щедро…
— Да. Но не наводчики вроде Вотрена. От них я ни гроша не взял и не возьму.
— Хочешь сказать, что тебя вознаграждают сами жертвы?