Эжен проснулся — мокрый, взлихораженный, больноголовый.
Ночь сеяла прозрачный рис в лунки парижских улиц, уныло крошила на крыши…
Осознав своё приключение, Эжен растерзал зубами узел на запястьях, потянулся, поворочался и упокоился. В постели было тепло. Рядом лежал другой человек — тот, кого позавчера Эжен меньше всего вообразил бы спящим с ним под одним одеялом.
Теперь сердце стало падшим серафимом, которому отрезали все крылья и волосы — осталась одна жалкая лысая головка, полустёртое лицо, и на нём — жалкая безнадёжная улыбка. Это был новый старт.
Макс всю ночь проскучал в лабиринте богатого особняка, а под утро явились какие-то люди и дали понять, что всё отсюда немедленно будет продано с аукциона. Одни распорядители начали описывать вещи, другие — ловить пауков, третьи — объяснять Максу, как надлежит ему вести себя на торгах. Выслушав их с притворным хладнокровием, он отошёл в уголок и застрелился.
Часы показывали 9.20., небо светлело. Макс чувствовал себя победителем, стоя над спящим ещё Эженом. Натешившись фантазиями, о которых лучше не говорить, он сел к столу и предался планированию. Новый день требовал какого-то особенного шага, и Макс отважно искал подсказку в своём сновидении. В общих чертах: предстояло сбыть (продать) что-то дорогое. Что именно? Он обводил уже бесчувственное кольцо ожога на ладони, сам себя погружая в средней глубины транс…
Проснулся Эжен.
— Привет, с добрым утром, — окликнул он Макса, — Чего тебе снилось?
— Вопросы задаю только я, — железно-непреклонным тоном отчеканил человек у окна.
— Что!? Да чёрта с три! — полыхнул его побратим, — Не хочешь говорить — молчи, мне наплевать, но помыкать мной ты не будешь!
Макс встрепенулся, отбрасывая забытьё, «Эврика!» — тоскливо вскрикнуло в нём.
— Прости, о чём ты меня спросил?
— Ни о чём… О снах…
— … Да, конечно… Что ты думаешь о них вообще?
— Что?… Ну, например,… что в них самая настоящая жизнь. Во снах мы никогда не притворяемся, там всё — правда…
Макс встал и зашарил по книгам, но не мог найти того, что хотел.
— Что ты ищешь?
— Ты всё равно не знаешь…
— Потому и спрашиваю.
Раздражённый Макс обернулся, но никакой ответ не шёл ему на ум.
— Опиши её, — дружелюбно и простодушно промолвил Эжен.
— Старая. Чёрная без надписей на корешке. Толщиной в полтора пальца… Ты ничего оттуда не увидишь: свет из окна тебе в лицо…
— А это не она — на самой верхотуре, в предпоследнем до камина столбце третья сверху?
Макс встал на стол, шагнул, закинул голову, вытянул книгу — да, она и была ему нужна. Быстро выхватил из неё отдельный лист, а книгу отложил; спустился, пригладил волосы…
