Лора, наверное, поняла, о чем я думаю.
– Не надо, Алан. Забудь.
– Снова читаешь мои мысли?
– Да. И все равно не могу придумать, как заставить тебя измениться.
– Увы.
– Я потратила на это слишком много сил. Вот почему я стала избегать встреч с тобой, ты понимаешь?
– Да.
– Ничего не изменилось.
И тогда я сказал, предельно просто и прямо, хотя еще час назад эти слова даже не пришли бы мне в голову:
– Я все еще люблю тебя, Лора.
– Я знаю. Отсюда и все неприятности. А я люблю тебя за твою трусость.
– Мне не нравится, когда ты так говоришь.
– Я говорю правду.
И опять Лора била по самому больному. Я уже и забыл, как остро она умеет жалить. С другой стороны, я вел себя так же. Я знал, что мучаю ее, она знала, что мучает меня. Пожалуй, именно это и привлекало нас друг в друге больше всего. Мы никогда не знали, что будет дальше. Несмотря ни на что, я продолжал любить Лору, пускай и не осознавал этого, пока не увидел ее здесь. Ни к какой другой любовнице я не испытывал таких глубоких чувств. Дело в том, что Лора видела и принимала меня таким, какой я есть. Моя неспособность расстаться с Изобель вечно служила ей поводом для язвительных замечаний, но я находил это привлекательным. Лора всегда говорила, что любит меня, хоть я и не понимаю, за что. Я так и не смог разгадать ее до конца. Она жила в каком-то вакууме, полностью отделенная от общества. Родственников у нее не было. Мать – ирландка, иммигрировавшая в Ливерпуль – умерла при родах. Отца – моряка с Карибских островов – Лора никогда не видела и даже не знала, жив ли он. Кожа у нее была цвета золотистой бронзы. Ее красота вместе с личными качествами доводили меня до страстного исступления, я же в итоге не мог дать ей ничего. Лора стала одной из первых жертв африммского кризиса. Она погибла, когда полицию бросили разгонять вторую лондонскую демонстрацию. После этой встречи в ресторане мы больше и не виделись.
* * *
Лидера группы я узнал: мы с ним пересеклись у разбившегося вертолета, когда я искал еду. Он представился Рафиком, хотя о его происхождении все равно можно было только гадать. В его группе насчитывалось порядка сорока человек, в том числе несколько детей.
Я наблюдал за ними с верхнего этажа пустого дома, надеясь, что они не будут шуметь и не разбудят Салли. День выдался долгим и тяжелым, а еще мы не ели. Люди явно искали, где разбить лагерь. Пару раз они поглядывали в сторону нашего дома, но он, видимо, им не подошел. Места там хватало только для меня и Салли. Зима приближалось, и нам следовало искать более надежное жилье. Я начал задумываться о том, чтобы перестать скитаться и осесть в каком-нибудь городке. Признаться, в успех замысла я не очень верил, поскольку уже понял, что пройти за баррикады практически невозможно. Единственный выход – попасть в город по полям и затем через дворы или чей-нибудь неохраняемый огород.
