Две Капо в дальнем конце комнаты грубо состригли все наши волосы.
– Раздвинь ноги, – приказала одна из них, резко проводя бритвой по моей коже. Затем она взяла в руки тупые ножницы и начала срезать волосы с моей головы.
– Оставьте немного, – попросила ее мама. – Она еще очень молода.
Удивительно, но Капо откликнулась на просьбу, и у меня осталась короткая светлая челка на лысой голове.
Все еще голых, нас повели к другому столу, где расспросили о наших профессиях. Все, казалось, выдумывали себе полезные умения, утверждая, что они повара или сапожники. Когда пришла моя очередь, я сказала, что я секретарь. Время от времени мужчины-охранники СС ходили рядом, смеялись над нашей наготой и склонялись над некоторыми женщинами. Я подпрыгнула от ужаса, когда один ущипнул меня за ягодицу. Мама обняла меня за плечи, когда Капо взяла иглу и бутылку с чернилами, чтобы сделать татуировку с лагерным номером на левой руке.
– Не делайте слишком больно, она еще ребенок, – попросила мама, и Капо нанесла наколку с моим номером слабее, чем другим.
Затем вошел охранник СС и начал кричать на Капо: кто-то ошибся в регистрационных номерах. Это были административные проблемы, которые вызывали бесконечные задержки и потрясения в жизни лагеря, и нас снова выстроили в очередь и снова нанесли татуировки, а Капо зачеркнула старый номер, как на школьной доске.
Затем, все еще со стельками в руках, я оказалась в большой комнате с трубами и душевыми насадками. Дверь закрылась, и все начали дрожать. Мое сердце колотилось, и я думала: это действительно душ? Что если сейчас сюда напустят газ? Мама крепко держала меня за руку.
После нескольких мучительных секунд из душа пошла вода, и мы начали смывать грязь с наших пыльных тел.
Голые и мокрые, мы вышли наружу, где лежали груды тряпок и сломанной обуви.
– Где твои стельки? – шепнула мама. Я пожала плечами.
– О Эви, – заворчала она, – как же ты исправишь плоскостопие?
В качестве окончательного унижения нам вручили непонятного вида одежду и ботинки разных размеров. Мы стали меняться ими, пока каждый не подобрал пригодную для носки пару. В этот момент мы с мамой поняли, что мои стельки в любом случае оказались бы бесполезны.
Я была уверена, что все процедуры окончены, и мне ужасно хотелось попить. В конце концов, мы вошли на внутреннюю территорию лагеря. Я побежала к ближайшему крану и начала жадно пить воду, не думая о том, заражена она смертельными болезнями или нет. Вокруг меня шумел Биркенау с десятками тысяч людей, все они с трудом пытались поддерживать существование в самых суровых условиях, которые только можно себе представить, – но я испытывала такую сильную жажду, что не думала об этом.
