Вот этих двух людей я позвал однажды вечером к себе в гости. Выставил добытую с трудом бутылку портвейна и приступил к чтению готовых глав из романа. К исходу чтения у меня сел голос, и заканчивал я уже на сипе.
Наступило молчание. Юморист-сатирик опрокинул рюмку портвейна, исполнил костяшками пальцев на столе несколько бреков и произнес: «М-да». Научный работник уставился в окно, за которым успел припустить дождик.
– Булгаковым попахивает, Михаилом Афанасьевичем, – произнес со вздохом юморист-сатирик.
– А я что говорю! – встрепенулся научный работник.
Я покраснел, будто меня уличили в краже чайных ложечек на званом обеде. Стал оправдываться. Сказал, что чту Михаила Афанасьевича как отца родного, что никогда бы не посмел…
– Стиль, старик, его стиль! – оборвал меня юморист-сатирик. (Сам он, на мой взгляд, подражал Зощенко.)
– Стиль-утиль, – сострил научный работник.
– Насчет Булгакова ты не нам будешь доказывать, а критикам, – строго заметил юморист-сатирик.
– Разнесут за милую душу! – поддакнул научный работник.
Я ответил, что было бы даже неплохо, если б и разнесли. Это означало бы, что роман напечатан. Юморист- сатирик замахал на меня руками: ни о каком напечатании и речи быть не может. С плотницким умением и сноровкой он принялся вколачивать по шляпку критические гвозди в мое еще не рожденное детище. Но тут…
В какой-то момент словно выключили звук в телевизоре. Мои гости продолжали еще что-то говорить, перебивали в критическом раже друг друга, но их слова мною уже не воспринимались. В моем воображении в который раз возникла старинная карета, запряженная шестеркой серых, в яблоках, лошадей. С кучером в треуголке и неграми-лакеями на запятках. Я пока не имел достаточно четкого представления, откуда она взялась и кто в ней путешествует. И какое место в моем романе уготовлено ее пассажирам. Но я знал теперь наверняка – я буду сочинять роман!
– …Ты понял? – ворвался в мои слух возбужденный голос юмориста-сатирика.
– А я что говорю! – в который раз поддакнул научный работник.
Этому пора было положить конец. Я взглянул на часы и сказал, что сейчас по телевизору начнется футбол. Литературные прения тотчас закончились. Оба моих приятеля были футбольными болельщиками. Мы прикончили бутылку портвейна. Я включил телевизор, и мы начали смотреть футбол.
Если тебе, читатель придет на ум заняться сочинительством, даю совет: никогда не показывай начатое и незаконченное произведение своим приятелям. Прежде поставь последнюю точку.
