Я усмехнулся.
— Ну, шутка не такая уж и глупая. Подумайте сами, генерал. Да, мирные инициативы уже были, и как вы правильно сказали, просто повисли в воздухе. Мирные инициативы выдвигал мой брат Николай, но все знали о его пацифизме и не обратили внимания на пустые разговоры и благие пожелания, поскольку, как, опять-таки, вы правильно сказали, мир никому не был нужен. Перемирие предлагала Германия, но союзники сочли это просто проявлением слабости и признаком того, что сил у немцев почти не осталось. Подготовка наступления Нивеля стала ответом на эти предложения. Выдвигая же подобную шутку сейчас, мы не занимаемся абстрактным пацифизмом и вздохами, а решаем вполне конкретные задачи, причем свои задачи. Во-первых, мы подводим базу под наш отказ наступать. Мы не просто не можем наступать по причине слабости, а мы отказываемся наступать из любви к миру и желанию прекратить всемирную бойню. Во-вторых, объявляя об этом, мы выводим из под удара Русский Экспедиционный корпус во Франции, поскольку он уже не будет принимать участие в наступлении. Дабы не было лишних претензий и обвинений, мы заранее уведомляем союзников об этом и говорим о готовности корпуса исполнить свой союзнический долг, но в обороне, заняв один из участков фронта, где не будет наступления, высвободив таким образов французские или британские части. В-третьих, мы успокаиваем напряжение в наших войсках и отбираем у революционных агитаторов хлеб, фактически возглавив борьбу за мир во всем мире. В конечном итоге, мы получаем время на перегруппировку и наведения порядка, мы успокаиваем напряжение в общественной жизни России и мы подкладываем свинью всем остальным. Дело в том, что все прошлые мирные инициативы о мире не имели реального продолжения, оставаясь лишь благими пожеланиями. Мы же вместе с инициативой делаем ход, объявляя "Сто дней мира". И на этот ход нужно будет как-то реагировать, поскольку это меняет весь расклад сил на фронтах.
— Но, Государь! Такое заявление будет очень тяжело воспринято и в России, и у союзников, в особенности у союзников! Многие назовут это актом предательства! В глазах всего цивилизованного мира мы станем изгоями, которые нарушили свои обязательства!
— Меньше громких слов, генерал, — сухо прервал я Гурко, — идет Большая Игра, и мнение так называемых цивилизованных стран, а, равно как и так называемой прогрессивной общественности меня интересует в последнюю очередь. Да и то только как фактор, помогающий или мешающий добиться цели. Не более того. Наши, так называемые, союзники только что пытались зарезать Россию как свинью, холодно и расчетливо. Вы читали документы по данному делу. Несколько попыток устроить революцию, несколько покушений на меня и на Николая. О какой чести вы говорите? О каком предательстве? Нас просто используют и использовали. Как там сказал лорд Палмерстон, британский премьер? "У Англии нет ни вечных союзников, ни постоянных врагов, но постоянны и вечны наши интересы, и защищать их — наш долг?" Так почему же мы ведем себя как та глупая лошадь, которую другие ведут на бойню?
