Девушка тоже была ассистентом и училась в университете Васэда. Красотой она превосходила всех женщин из окружения Такаки. Невысокая, с потрясающей фигурой, прекрасными длинными волосами и поразительно большими глазами, она была красива, думал Такаки, даже не женской, а какой-то звериной красотой. Как бесстрашная олениха, как парящая в вышине птица.
Само собой, на девушку заглядывались. И ученики, и учителя, и студенты-ассистенты использовали любую возможность, заговорить с ней, и только Такаки почему-то держался от нее подальше. Он любовался девушкой издали, но понимал, что болтать с ней ни о чём непросто — слишком уж она красива. Наверное, именно поэтому он и стал подмечать в ее поведении странности, если не сказать «отклонения».
Когда с девушкой заговаривали, она отвечала с очаровательной улыбкой, но произносила ровно столько слов, сколько требовалось, чтобы поддержать беседу. Никто в школе этой отчужденности, казалось, не замечал, напротив, все считали девушку очень любезной и общительной.
«Красавица, однако нос не задирает, скромная и милая» — говорили о ней другие; Такаки это казалось странным, но бегать и разубеждать окружающих он не собирался, да и не задумывался особо, искренне они заблуждаются или просто делают вид. Если девушка не хочет сближаться с людьми, это ее личное дело. Просто-напросто все люди разные, у каждой пташки свои замашки. Совать нос в такие дела — себе дороже, думал он.
Но в тот день Такаки не мог с ней не заговорить. Это случилось в декабре, в канун Рождества, на улице была холодрыга. Учитель математики, сославшись на срочное дело, ушел пораньше, и в школе остались только Такаки с девушкой — им нужно было подготовить план урока. Прошел почти час прежде, чем Такаки заметил, что с ней что-то не так. Он весь ушел в сочинение заданий, но тут его внимание привлекло нечто странное. Девушка напротив сидела с опущенной головой и часто-часто вздрагивала. Ее зрачки расширились, девушка уставилась на лист бумаги, но было ясно, что она ничего не видит. Ее лоб покрылся бисеринками пота. Такаки удивленно позвал девушку, ответа не последовало, тогда он вскочил и стал трясти ее за плечи.
— Зй, Сакагути-сан! Что с вами? Вам нехорошо?
— …Летки.
— А?
— Таблетки. Запить. Питье, — сказала она безжизненным голосом. Такаки вылетел из кабинета в коридор, подбежал к установленному там торговому автомату, купил банку чая, открыл ее и принес девушке. Она трясущейся рукой вытащила из стоявшей у ног сумки упаковку таблеток и пробормотала: «Три…» Такаки вытащил три маленьких желтых пилюли, вложил их девушке в рот и дал запить чаем. Прикоснувшись пальцем к ее влажным губам, он поразился тому, какие они горячие.
