*
Мы провели ту ночь в маленьком сарае на краю поля. В тесном деревянном домике хранились сельскохозяйственные орудия; мы расчистили место на полу, сняли мокрые пальто и обувь, завернулись в старое одеяло, которое нашли на полке, и долго говорили тихими голосами. Акари осталась в матроске, я — в костюме. В том сарае мы забыли про свое одиночество. Несмотря на школьную форму, мы радовались как дети.
Ведя разговоры под одеялом, мы иногда соприкасались плечами, и мягкие волосы Акари то и дело нежно щекотали мне щеку и шею. Эти прикосновения и сладкий запах каждый раз заставляли мое сердце замирать, но и исходящего от Акари тепла хватало, чтобы ощутить себя на седьмом небе от счастья. Она говорила без умолку, и моя челка еле заметно подрагивала, а волосы Акари мягко колыхались от моего дыхания. За окном облака редели, временами сквозь тонкое стекло проникал лунный свет, наполнявший домик потусторонним сиянием. Продолжая болтать, мы и сами не заметили, как провалились в сон.
Когда мы проснулись, было шесть утра; ночью снегопад прекратился. Выпив еще теплого ходзитя, мы надели пальто и пошли к станции. На небе не было ни облачка, заснеженные поля искрились под лучами рассветного солнца, едва показавшегося из-за горной гряды. Повсюду разливался яркий свет.
Ранним субботним утром на станции не было никого, кроме нас с Акари. К платформе подъехал состав линии Рёмо, по оранжево-зеленым вагонам скользили тут и там солнечные блики. Двери разошлись, я шагнул в салон и, обернувшись, посмотрел на оставшуюся на платформе Акари. Девочку тринадцати лет в расстегнутом белом пальто и матроске.
…Вот и всё, понял я. Теперь мы должны вернуться каждый в свой дом — поодиночке.
Только что мы говорили друг с другом, были так близки — и внезапно расстаемся. Не зная, что сказать в такой момент, я молчал, и первой заговорила Акари.
— Такаки-кун…
У меня вырвалось только «э…э — то ли ответ, то ли просто вздох.
— Такаки-кун… — повторила Акари, потупившись. За ее спиной рассветные лучи серебрили снежное поле, сверкавшее, словно гладь озера, и у меня пронеслась мысль; как красива Акари на этом фоне! Она решительно подняла голову и продолжила, глядя мне пряма в глаза:
— Такаки-кун, теперь всё будет хорошо. Обязательно!
— Спасибо!.. — еле выдавил я в ответ, и тут двери поезда начали закрываться.
…Нет, только не это! Я не мог уехать, не сказав Акари то, что должен был сказал Двери уже закрылись, и я закричал что было мочи, чтобы она меня услышала:
