— Меня всё это не устраивает, — решительно заявил парень. Потом вскинул голову, поймал взгляд стражника и добавил, уже понимая, что дальше сохранять инкогнито просто неразумно. — Моё имя Эркрит Карильский-Мадели. Я кронпринц этого королевства. Но так как вы совершенно точно моим словам не поверите, то я настаиваю на том, чтобы вы вызвали сюда моего дядю — главу департамента правопорядка.
— Ха, мальчик! — со смешком отозвался мужчина. — Глупая попытка. Думаешь, ты первый, кто додумался назваться именем погибшего принца? Да несколько лет назад был настоящий бум самозванцев. Чуть ли ни каждый второй подходящий по возрасту задержанный называл себя пропавшим сыном короля. Если бы мы для каждого вызывали Его Светлость, нас бы всех давно поснимали с должностей?
— Поверьте мне, в этот раз вас снимут с должности, если вы его не вызовете, — бросил Эрки, уже догадываясь, что ничего этот человек делать не станет… ничего никому не сообщит.
— Так твой дядя глава департамента правопорядка? То есть начальник всех этих? — спросил Макс, внимательно наблюдая за их диалогом.
— Ага, — кивнул тот, наблюдая, как бородатый стражник разворачивается и собирается уходить.
— Тогда может, стоит сделать что-то, чтобы они точно его вызвали? — предложил Максим, причём говорил это так, будто у него самого в голове было как минимум три готовых плана действий.
И тут Эрки будто осенило. Он вдруг снова стукнул в дверь, правда, на этот раз гораздо громче, а когда стражник недовольно обернулся, выпалил:
— Передайте Его Светлости, что у меня есть информация по диверсантам, а точнее по той леди, чьё фото вчера демонстрировал иллюзатор. Но говорить я буду только с ним. Никому другому не скажу ни слова.
— Скажешь, — протянул мужчина, а на его лице отразилось поистине жуткое выражение. — Наш менталист вытянет из тебя всё. Он и не таких говорить заставлял.
— Очень в этом сомневаюсь, — бросил Эрки, уже понимая, что своей необдуманной фразой подставил не только себя, но и Мику с Максом. Ведь теперь допрашивать будут всех, причём методы ведения допроса могут оказаться очень жестокими и невероятно болезненными.
Нужно было срочно выкручиваться, придумывать какой-то беспроигрышный вариант, да только как назло в голову не желало приходить ни одной подходящей мысли, а душу сковало самым настоящим нервным страхом. Ведь Эрки просто не мог допустить, чтобы кто-то сделал больно его сестре.
В какой-то момент ему стало так до невозможного обидно: за себя, за Мику, за свою страну, которая ему самому теперь виделась каким-то диким краем, что он едва сдержал рвущиеся с языка ругательства. Потом устало провёл рукой по лицу и будто окончательно сорвавшись, стукнул сжатыми кулаками по двери.
