Йогин переводит взгляд на коллантариев:
— Они не знают.
— Да, не знают. Ни они, ни подстраховщики. Так, в общих чертах… Напугай мы их заранее, и шанс сбоя из-за паники вырос бы многократно. Для них вы — брамайн с высоким энергоресурсом. Важная шишка, отсюда и дополнительные меры безопасности. Не бойтесь, прошу вас! Если что, спас-колланты не подкачают: они уже отрабатывали восстановление энергобаланса в большом теле.
— Я не боюсь.
— В первый раз это будет не так быстро, как при следующих выходах. Возможны неприятные, даже болезненные ощущения.
— Хорошо.
— Еще одна формальность. У вас трижды попросят согласия. Это необходимо.
— Я не боюсь, — повторяет гуру. — Это значит, что я согласен.
— Трижды!
— Я трижды не боюсь, генерал.
* * *
— Без имен, — говорит узколицый блондин вместо приветствия.
Мешковатая одежда. Сутулые плечи, вялый подбородок. Блеклые, водянистые глазки. Блондину нравится быть таким: человеком без особых примет. Горакша-натх уверен, что перед ним невропаст колланта, мастер тонких связей.
— Без имен, — подтверждает гуру.
— Вернулись. — Долговязый вудун, похожий на жука-палочника в белом саронге, смотрит куда-то в сторону. — Все в порядке.
Четыре колланта, ранее ушедшие в волну, действительно вернулись — тише мыши. Бойцы в серой форме отделились от коллантариев, собираются поодаль.
— Все готовы?
Голос Бхимасены рушится с небес — из акустической линзы, сгустившейся над головами маленьких Ойкумен.
— Спас-первый готов.
— Спас-второй готов.
— Пассажирский готов.
— Приступайте.
Это звучит совсем не по-военному. Впрочем, генералу не приходится повторять дважды.
— Вы согласны отправиться с нами? — спрашивает блондин.
— Согласен.
— Повторяю вопрос: вы согласны присоединиться к нашему колланту и выйти в большое тело?
Блондин нервничает. Он подозревает неладное, но старается держать марку.
— Согласен.
— И в последний раз: вы согласны лететь с нами?
— Согласен.
— По коням! — хмыкает крепыш-помпилианец.
Он без злобы пинает под ребра дрыхнущего в траве астланина. Дикарь вскидывается, вертит головой спросонья — и, встретившись взглядом с Горакша-натхом, расплывается в широчайшей улыбке. Машет рукой: привет!
Тут все и начинается.
Йогин отслеживает изменения с опозданием: едва заметным, удивившим его самого. Он испытывал сходные чувства при длительной коллективной медитации: границы между тварным миром и галлюцинаторным комплексом стираются, вместе с ними стираются границы между тобой и другими. Разум повисает меж двумя ладонями мировой иллюзии, касаясь обеих, но не принадлежа им. Разум? Сейчас это происходит с физическим телом гуру. Утратив материальность, оно сливается с аурой, растворяется в ней — сахар в кипятке. Разница меж духом и плотью теряет значение, ею можно пренебречь. Семьдесят две тысячи каналов стремительно наполняются мощными потоками энергии, пульсируют от вихревых структур. С остальными коллантариями происходит то же самое: часть общего, Горакша-натх чует изменения. Люди светятся: перламутр, золото, янтарь, пурпур, бирюза, изумруд, аквамарин. Свет исходит из живых сосудов, свивается в огненные плети. Змеи Кундалини восстают ото сна. Ползут, формируют единый
