Однако вместо резких слов он услышал учащенное дыхание гостьи. Она закрыла глаза, и Вулф обхватил ладонями ее лицо.
– О боже… – вырвалось из его груди, и он припал к ее мягким нежным губам в страстном поцелуе.
От Аланы исходил смешанный запах мяты и чая. Когда язык Вулфа коснулся ее языка, каждый нерв в теле мисс Малоун ожил. Алану бросило в дрожь. Она впервые в жизни испытывала столь сильное наслаждение. Наконец Вулф отстранился, его грудь вздымалась.
– Вы должны уйти.
Алана кивнула и направилась к двери.
– Алана! – окликнул ее Вулф.
Она уже вышла за порог, но остановилась и обернулась.
– Да?
– Вы никогда не ездите в женском седле, я прав? Вы ездите как мужчина, – произнес он, подходя к мисс Малоун.
Она рассмеялась, поняв, что Вулф хочет разрядить возникшее напряжение.
– Как вы догадались?
Ее губы изогнулись в улыбке. Вулф прислонился к косяку.
– У вас сильно развиты мышцы ног. И еще одно обстоятельство натолкнуло меня на эту мысль.
– Какое?
– Кинжал, слишком высоко привязанный к вашей левой ноге. До него трудно добраться, сидя в женском седле. В момент опасности на это потребуется слишком много драгоценного времени.
Алана скрестила на груди руки.
– Это не кинжал, а скин ду[2].
– Ах да, конечно! – Синие глаза Вулфа сияли озорством. – Но откуда у вас скин ду? Или это в вас говорит шотландская кровь?
– А как вы, бродяга с Дикого Запада, узнали о том, что такое скин ду?
Вернувшись в каюту, Томпсон увидел, что Вулф сидит у огня и жжет страницы из своего дневника, вырывая их одну за другой.
– Не хотите рассказать мне о причинах своего дурного настроения? – спросил он, присаживаясь рядом с чашкой чая в руках.
Метнув на капитана сердитый взгляд, Вулф продолжил свое занятие.
– Надеюсь, не Малоуны являются причиной вашего плохого настроения, – устало вздохнув, произнес Томпсон.
– Малоуны здесь ни при чем, – буркнул Вулф.
Его раздражало то, что на борту судна нельзя уединиться.
– Взбодритесь, приятель.
Вулф бросил то, что осталось от дневника, на пол и потер переносицу.
– Сегодня я сделал кое-что непростительное, с чем мне теперь будет трудно жить, – признался он.
Томпсон промолчал, и Вулф, пожав плечами, добавил:
– Не знаю, можно ли это как-то исправить.
– Вы имеете в виду нож, который метнули в косяк? – наконец спросил капитан.
– Нет, – промолвил Вулф, глядя в огонь, поглотивший страницы его дневника, – я слишком сблизился с одной из ваших пассажирок, и теперь меня мучает совесть.
Томпсон нахмурился. Вулф глубоко вздохнул. Сможет ли он рассказать капитану о том, что произошло здесь, в каюте?
