Вулф готов был поклясться, что видел этот стул в комнате, которая была когда-то детской Аланы. Он закрыл шкатулку, сунул ее в карман и достал еще одну папку. В ней лежали дагерротипы женщин, запечатленных в неприличных позах. Вулф присвистнул. Судя по всему, моделями служили рабыни, некоторые из них были одеты в народные костюмы разных стран. В их широко открытых глазах таился страх. Испуганных рабынь удерживали чьи-то большие сильные руки.
– Матерь Божья, – прошептал ошеломленный Вулф.
К его горлу подкатила тошнота. Он бросил отвратительные снимки на стол, как будто они жгли ему руки, и откинулся на спинку стула. Эти женщины, вероятно, затем становились проститутками в борделях Малоуна и Хеменуэя-младшего. Знал ли о них Старый Китаец? Вулф был намерен выяснить это.
Борясь с приступом тошноты, он убрал снимки в пакет и сунул его в карман.
Покинув дом, Вулф направился в каретный сарай, где ночевал ученик Старого Китайца, который привез их сюда.
– Спрячь это под сиденье саней или еще куда-нибудь понадежнее, – сказал он ученику, передавая ему шкатулку и пакет со снимками. – И ни при каких обстоятельствах не показывай никому, в том числе и Алане, то, что я тебе дал. И сам не смотри.
Ученик молча кивнул, и Вулф вернулся в дом. Зайдя в детскую, он еще раз взглянул на стул и сравнил его с тем, который был запечатлен на миниатюре. Как и думал Вулф, это был один и тот же стул.
Поднявшись в спальню, он стал будить Алану.
– Просыпайся! Уже почти полдень.
Вулф поцеловал ее в ушко.
– Ну и что из этого? – пробормотала она с закрытыми глазами.
Поймав его руку, Алана сунула ладонь себе под щеку. Он высвободил руку и потряс Алану за плечо.
– Вставай и одевайся, а я пока раздобуду какой-нибудь еды. Нам надо ехать!
Сидя в закрытых санях, полозья которых плавно скользили по заснеженной дороге, Вулф молча смотрел в окно на проплывавшие мимо пейзажи. Он не мог забыть те отвратительные фотографии, которые сейчас лежали под сиденьем.
– Что с тобой? – спросила Алана.
– Ничего. Я наслаждаюсь пейзажами.
– Нет, с тобой что-то не так. У тебя блуждающий взгляд и ты постоянно теребишь большим пальцем нижнюю губу. Ты всегда так делаешь, когда уходишь в свои мысли.
Вулф обнял ее за талию.
– Да, это одна из моих дурных привычек. Они возникают, когда долго живешь один. Дай время, и я от нее избавлюсь.
Он снова уставился в окно. Ему не давала покоя одна мысль: где он мог раньше видеть Майре Макинтош? Почему ее лицо казалось ему таким знакомым?
