— Александр Яковлевич, я вот тут подготовил…
Прямоугольник аккуратно выложенных бумаг на рабочем столе говорит сам за себя.
— Вижу, Анатолий Петрович! Скатываемся в трясину бюрократизма, а?
Пошкурлат невозмутимо разводит руками. Он рад моему приезду, хотя бы потому, что можно избавиться от бремени возложенной на него ответственности.
— Вы должны были получить ответ из Чулыма на наш официальный запрос, — продолжаю я. — Кратко доложите его содержание.
— Хищения в зверосовхозе совершались на протяжении целого ряда лет. Организатором махинаций был директор совхоза Виктор Юрьевич Ферезяев. Пользуясь бесконтрольностью, он искусственно занижал данные о реальном количестве ондатры, а излишки сбывал. В преступную группу Ферезяев вовлек нескольких работников зверофермы. В настоящее время девять человек арестованы. Ферезяеву удалось скрыться и до сих пор его местонахождение неизвестно. Видимо, он обладал хорошим нюхом и, когда запахло жареным…
— Несущественно, — прерываю я. — Дальше.
— Поскольку «Прогресс» периодически поставлял крупные партии ондатры на нашу фабрику, возникла необходимость в тщательном изучении механизма поставок: время отправления, количество шкурок, маршрут, способ транспортировки, ОБХСС, в данный момент занимается проверкой документации на фабрике, а лейтенанта Чижмина было решено командировать в зверосовхоз. Вчера вечером он вылетел в Новосибирск. Информации от него пока нет.
— Ясно. Как обстоят дела у Рязанцева?
— Наблюдение и охрана проходят нормально.
— Искомые контакты не осуществлялись?
— Нет, — протягивает капитан, уловив наконец суть вопроса. — Контакты отсутствуют начисто.
— Скромные, однако, у нас пошли девушки, — мое подтрунивание проходит мимо ушей Пошкурлата.
Ужасно не хочется признаваться, но факт охраны двух женщин — свидетельство нашего временного поражения. Преступники постоянно опережают нас на пол-темпа и это отставание необходимо ликвидировать кровь из носу.
Отпускаю капитана, чтобы в тиши кабинета собраться с мыслями перед совещанием у Николая Дмитриевича.
По-видимому, первопричина преступления — не любовь, не ревность, не уязвленные чувства. На передний план выходит более низменный мотив — ненасытная, как раковая опухоль, всепоглощающая жажда наживы. Да еще, пожалуй, боязнь наказания. Существующие моральные ценности, удовлетворение, получаемое от общественно полезного труда — обременительная ноша для стяжателя, ставшего на скользкую дорожку.
