— Пять взяток на мизере! — Клим сокрушенно разводит руками, лезет во внутренний карман куртки и возвращает мне фотографию Тюкульмина. — Я уж и так и эдак, столько порогов обил, собрал, извиняюсь, целый консилиум. Люди солидные, в авторитете. Общее мнение — работа не местных. Да и какой понт? Под расстрельное дело никто не подпишется даже за куш в пару пальцев толщиной, а тут, как я понимаю, такими деньгами не пахло. Иначе где-нибудь шорох прошел бы. Нет-нет, искать надо не здесь, по другому адресу.
— Ладно, — сухо говорю я, — и на том спасибо. По другому, так по другому. В этом я, собственно, и не сомневался. К кофе слабость питаете?
Клим Борисович внимательно изучает надпись на этикетке и глубоко вздыхает.
— За всю свою безрадостную жизнь кочевника-миссионера я иногда позволял себе иметь слабость к прекрасной половине человечества, ипподрому и марочным винам. Уверяю вас, три слабости для одного мужчины со скромным достатком — разорительная роскошь. Но кто, хотел бы я знать, откажется от чашки кофе, когда угощает сам…
— Начальник уголовного розыска, — подсказываю я.
Огни на взлетно-посадочной полосе светятся своим особым, неповторимым сиянием, сужаясь в отдалении и как бы образуя вытянутый к вершине треугольник. Из холодно-серебристой прослойки облачного пирога, обрамленного яркой россыпью созвездий, выныривает увеличивающаяся на глазах мигающая красная точка. Красота в человеческом восприятии отражает целесообразность, функциональность той или иной вещи. Где же я это читал?
— У вас «ИЛ-68», — говорит Тихоньков, поглядывая на часы. — Сейчас объявят посадку.
— Марина, не забывайте о моем предложении.
Прикрываясь спешкой, как щитом, я вкладываю в прощальные слова намного больше смысла, чем положено по лингвистическим понятиям.
У Андрея пропадает дар речи. Он не воспринимает мою фразу ни умом, ни сердцем, хотя умом я ее и сам не могу до конца воспринять. Марина улыбается, часто моргая длинными нитями ресниц…
Я медленно поднимаюсь по трапу. В руках — легкая сумка с вещами, в голове — ворох отрывочных, хаотически мелькающих мыслей. Прямых доказательств убийства Анатолия Тюкульмина я не получил, есть только косвенные улики, говорящие в пользу моих предположений. Предположений, переросших в уверенность. К сожалению, догадки и предположения к делу не подошьешь.
Сбросить со счетов сегодняшнего дня нельзя и процедуру опознания, на которой присутствовала мать потерпевшего — страшная картина людского горя.
