– Вообще-то из-за Лиззи, – сказал Уилл, – это ее вина.
– Н-н-нет.
Уилл кивнул:
– Мама тебя так воспитала. Надрессировала, как собаку.
Во мне закипала злоба.
– Она сделала все для того, чтобы ты оберегал меня, – продолжал Уилл, – особенно после того, как ушел папа. Но вместо этого ты стал чувствовать свою ответственность за всех и вся.
– Я тебе не собака. – Мои костяшки побелели от напряжения.
– Я знаю, что ты поступил в Кардиффский, – хмыкнул он. – Мама сказала, что тебя не взяли, но отыскать то письмо не составило труда.
Я постоял, немного остыв.
– В мусорке, – вспомнил я.
Он кивнул:
– Я ее об этом не просил.
– Да ладно, у меня особо не было выбора.
– Ты не можешь вечно быть моей тенью. – Он задумчиво смотрел в море. – Я поговорю с ней.
– Если подумать, она права. Я должен быть рядом, в универе будет непросто.
– Тяжелее, чем сейчас? – Он обвел рукой пляж. – Я нормально справляюсь. Посмотри на меня. Ты. Мне. Не. Нужен. – Порыв ветра сбил его патлы на лицо, и он тут же нетерпеливо их отбросил. – Хочешь пожертвовать своей жизнью – флаг тебе в руки. Но моей вины в этом не будет. – И он снова стал изучать горизонт. – Просто я не знаю, чего ты ждешь от меня.
– Ты мой брат, и я…
– Ну и не надо… – Уилл продолжал совершенно безразличным тоном. – Не жди. Я тебе ничего не должен.
– Я-я-я знаю. Я никогда…
– Хватит с меня этой чуши, вроде «бедный Бен, ему постоянно приходится возиться с Уиллом». – Уилл развернулся, презрительно поджав губы. – Не знаю, как тебя, но меня уже тошнит от этого. Не приезжай в Оксфорд, ты мне там не нужен. Только мешаться будешь.
– Мешаться… – эхом повторил я, но Уилл уже тронулся, шагая вдоль берега. – Ах ты неблагодарный ублюдок! – услышал я свой голос. – Я всю свою жизнь посвятил те… – И осекся.
Где-то внутри меня прорастало семя обиды, но как бы я не пытался его не замечать, оно все крепло и ширилось. Сколько еще времени пройдет, прежде чем я всем сердцем возненавижу его? Прежде, чем я потребую вернуть то, что он мне задолжал?
Еще какую-то неделю назад Уилл бы и глазом не моргнул, если бы я присматривал за ним в Оксфорде. Но теперь… он был решительно против. С чего вдруг?
Я мусолил то слово «мать Тереза». Наверное, у нас обоих был повод испытывать неприязнь друг к другу.
Я припустил, и, поравнявшись, мы молча продолжили наш путь, сопровождаемые только синхронным перестуком ног.
Наконец мы остановились. Похоже, на самом краю острова мы были одни.
– Где она? – развернулся я.
