Сергей осмелел, сделал пару совершенно бесшумных шагов и спрятался за дубовой створкой. Оттуда он, скосив глаза, увидел то, что людям впечатлительным и брезгливым засоряет память на всю жизнь, становясь сюжетом периодических ночных кошмаров.
Маленькая комнатушка под низким грязно-белым потолком была ярко освещена десятками восковых свеч в ветвистых чугунных канделябрах. Потайное окошко — под плотной черной шторою. На шторе серебром вышита все та же знакомая Сергею пентаграмма двумя лучами вверх. В центре комнатки — невысокий стол под темно-красным бархатом с кистями черного шелка. В дрожащем огненном свете роились полчища откормленных зеленых мух, издававших тот самый шум, что принят был Сергеем за бормотание. Мухи кружились над бесформенными, гниющими и обугленными кусками, валявшимися возле одной из стен. Без сомнения, то были человеческие останки: Сергей даже разглядел среди них скрюченную, покрытую страшными ожогами женскую руку с обручальным кольцом… А подле всего этого кошмара стоял высокий трехногий табурет, на котором спиною к двери сидел обнаженный по пояс человек и что-то ел. Сергею этот мускулистый торс и эта черная длинноволосая голова показались знакомыми.
Пока учитель, морщась и кусая губы, пытался рассмотреть, что именно ел сидящий, справа — в самом дверном проеме — обозначилось и начало плавно опускаться дуло карабина. Петр целил незнакомцу прямо в затылок. Еще секунда — и Сергей увидит, как разлетаются ошметками человеческие мозги, но… В этот самый момент незнакомец обернулся. Просияли квадратные зубы, сверкнули глаза — хищно, просто и радостно…
Без сомнения, это был тот самый волосатый качок с бредыщевского вокзала, столь подробно и вежливо объяснивший Сергею, как добраться до чёртовой деревни!
Тот, кого за пристрастие к человеческой требухе оперативники прозвали некогда Ливером, на самом деле уже и сам начинал забывать свое настоящее имя. Оно было чуждо ему — как атрибут того враждебного сообщества, среди которого он был рожден и вынужден был жить. Многие человеческие привычки давно оставили его, сменившись навыками и умениями, навсегда отделившими его от тех, кого принято называть «нормальными людьми». Будучи дьявольски одаренным от природы, Ливер не переставал совершенствоваться.
Это получалось у него без труда, само собою. Когда он был по-особенному голоден, а подходящего объекта охоты поблизости не было, его подрагивающие уши начинали работать едва ли не в ультразвуковом диапазоне. Обоняние с годами обострилось настолько, что Ливер, только понюхав какую-нибудь вещь, мог спокойно идти по следу ее хозяина — не хуже любой ищейки. Одно немного мешало ему: он с трудом переносил яркий солнечный свет; зато уж в темноте видел прекрасно.
