Троицкие сидельцы | страница 52

Князь чуть насмешливо улыбнулся, невнимательно слушая бесхитростное повествование о гордом ляхе и простом русском Иване, посрамившем иноземца, который грозился полонить всю Россию, а сам не сумел даже сломать русского меча, зажатого в расщелину между каменными глыбами.

— …И в третий раз взялся за рукоять пан, и весь побледнел. Еще больше пригнул он меч к земле, едва не надломил. Стрельцы кругом столпились и не дышат: очень сильно надавил лях, меч согнулся, как тугой лук, и звенел. Тут стали у ляха дрожать от натуги руки, навалился он всем телом из последних сил да и обессилел, отпустил меч… Так и Россия наша! — воскликнул воевода громовым голосом. — Пригибает ее к земле проклятый враг, да скоро руки у него задрожат. И есть у хорошего меча, у старинного, прямого, посередине ребро с каждой стороны. Крепкое ребро — не переломится меч, плохо закалил кузнец — пойдет по ребру трещина, и разломится он. Так и мы — ребро у русского меча: выдержим — меч будет цел, не выдержим — погибнет вся Россия! Да не бывать же тому вовек, чтобы отчизну нашу погубили! — воскликнул с силою воевода и выхватил из ножен прямой меч.

— Не бывать! — грозно закричали вскочившие с мест воины, потрясая оружием, сверкавшим в свете свечей.

— Да не позволим разграбить Троицкую крепость! Не позволим!

— Поклянемся же стоять насмерть!

— Клянемся! Клянемся!

И грозные слова, выкрикнутые звонкими и хриплыми, молодыми и старыми голосами, гулко разнеслись по мрачному залу.

Военный совет закончился поздно. Колеблющийся язычок пламени свечи, которую нес в руке телохранитель князя, молчаливый Урус Коренев, освещал путь Григорию Борисовичу в покои. У самой двери он остановился, услышав тихие шаги за спиной, обернулся. На него из темноты спокойно глядели маленькие неподвижные глаза дьякона Гурия Шишкина. Свечи у него не было.

«Ходит, как ночной сыч», — неприязненно подумал князь.

— Чего тебе? — спросил князь, заходя в полуосвещенную горницу и усаживаясь в кресло.

Гурий остался почтительно стоять перед ним.

— Князь Григорий Борисович, — тихо вымолвил дьякон, — тебе, конечно, известно о несметных сокровищах нашей обители.

— Что это вдруг ты, дьякон, заговорил о сокровищах? Ими ведает настоятель и казначей.

— Говорю об этом потому, что казначей сошел с праведного пути и расхищает богатства.

— Ты о монастырском старце так? — изумился Григорий Борисович.

— О нем, об Иосифе Девочкине, казначее, — спокойно произнес дьякон.

Князь неотрывно смотрел в лицо Гурию Шишкину.