Троицкие сидельцы | страница 43

Старик с кряхтеньем наклонился и перевернул на спину Никона, который вдруг застонал и с усилием открыл глаза.

— Да ты, никак, жив, — растерянно сказал старик, суетливо размахивая руками. — Дай-ка я тебе голову перевяжу!

Никон медленно приподнялся, глянул на пылавшую избу с провалившейся кровлей и, догадываясь, какая немыслимая беда наваливается ему на плечи и пригибает к земле, спросил хриплым голосом:

— А где дети мои, а жена?

Измученное лицо старика дрогнуло.

— Крепись, Никон, горе у тебя великое, и утешить никто тебя не сможет.

С тяжелым сердцем возвращался в село Ванька Голый. Только наладилась его жизнь, и снова все рухнуло. По селу бродили погорельцы, ворошили кучи угля, полуобгоревших бревен палками с железным крюком на конце и просто руками, отыскивая погибших или уцелевшие вещи, домашний скарб.

Навстречу Ивану шел неверными, спотыкающимися шагами Никон с перевязанной головою.

— Ваня, видишь, какое несчастье?! Жена, детишки — все сгорели. Как жить, рассудок мутится! За что? — Никон упал на колени и закрыл лицо ладонями.

В тот же день они уехали в монастырь. Все их имущество поместилось на одной телеге.

После ограбления и сожжения подмонастырского села Клементьева бандами пана Лисовского Троице-Сергиев монастырь стал усиленно готовиться к обороне. Увеличили количество дозорных на стенах, башнях, около Красных и Конюшенных ворот, оружейной палаты, пороховых погребов. Всем монастырским слугам, которые проживали в Служней слободе (она находилась в версте к северо-востоку от крепости), раздали оружие. По дорогам постоянно разъезжали конные лазутчики.

В сентябрьский погожий день из крепости отправили Степана Нехорошко и Мишу Попова разведать дорогу в Москву. С ними вызвался поехать Ванька Голый. Кони неторопливо несли всадников по непыльной осенней дороге. Они напряженно смотрели вперед, натягивая поводья при малейшем шорохе, долго задерживались на пригорках, прислушивались. Чем-то неживым, враждебным веяло от неподвижного леса, казалось, будто за корявым дубом или кустом орешника кто-то притаился. И всадники крепче сжимали ружья, положенные на луку седла.

Проехав верст двенадцать, они услышали вдали непрерывные раскаты грома. Дальше они двигались особенно осторожно. На краю небольшого села они остановили мужика и спросили, что там гремит.

— Наши сражаются! С утра пушки грохочут!

— А далеко отсюда?

— С версту будет, — мужик махнул рукой на запад, — ближе к деревне Рахманово.