Забегая вперед, а в этой истории не забегать вперед слишком страшно, скажу, что и в 1971 году при подготовке „Избранных трудов“ Акмаля Икрамова в трех томах обвинения в националистических статьях и стихах все еще маячили. Правда, оказалось, что нет ничего контрреволюционного в статье „Вниманию наших комиссаров“, и она вошла в трехтомник, а статья „Тюркская молодежь“ — это призыв ко всем молодым силам Туркестана (отсюда и обобщение в слове тюркская) изгнать англичан из Красноводска и сопредельных территорий. А как еще можно было сказать в Туркестане…
Если бы заранее знать, что все выяснится, что правда восторжествует, что справедливость будет восстановлена!
Поздно?
Нет! Это важно и сейчас, и завтра, и через тысячу лет Справедливость одна на всех. Более всего она нужна не тем, кого уже нет, не нам даже, а нашим детям и внукам.
Посмотрите на тех, кто сегодня ходит в детский сад. Им справедливость нужней, чем нам. Посмотрите на них, пожалейте их, позаботьтесь, чтобы им не хлебнуть того, что хлебали мы.
Однако надо вернуться к процессу.
Мы все знаем, что он был тщательно подготовлен, что подсудимые оговаривали себя по детально разработанному плану со шпаргалками и суфлерами. Характерно, что многие говорили, как ученики на уроке: „Разрешите, я еще скажу“, „Позвольте дополнить“.
Чтобы понять роль моего отца в этом спектакле, нужно было хоть на время забыть, что именно он мне интересен.
О том, какими средствами сотворялся процесс, ходят разные суждения, версии, догадки, существуют весьма оригинальные домыслы. Людям мало знать, что процесс сфабрикован и что подсудимые оговаривали себя и других. Всех интересует, как именно это сделано. Как именно!
Один из приемов мне совершенно ясен. Я покажу его на разборе допроса, о котором многие знают, но, видимо, не все знают все и далеко не все понимают значение происшедшего.
— Ну понятно, что пытки, — говорят сегодня весьма разумные интеллигенты. — Но ведь на процессе были не простые и „средние“ люди. Там были борцы, общественные деятели крупного масштаба, революционеры с подпольным стажем.
— Ведь были же люди, которые ни в чем не сознались!
Этот довод кажется особенно убедительным.
Конечно, лестно думать о героизме и стойкости хотя бы отдельных представителей рода человеческого. Однако те, кто занимался пытками, кто разрабатывал методику физического и психологического воздействия на подследственных, очевидно, думали иначе. Каждый срыв, неудачу, каждую преждевременную смерть арестованного, не говоря уже об отдельных случаях удавшихся самоубийств, Ежов, Берия и неведомые доселе теоретики бывшего НКВД и бывшего Министерства государственной безопасности считали браком в работе. Я полностью согласен с ними.
