Охотники на мамонтов | страница 21
Мать матерей Каху сидела посередине, на краю разостланного меха бурого медведя. Она молча показала рукой на медвежью шкуру.
— Плясать будешь! Оленем! — сказала она.
Уамма засмеялась и сбросила с себя одежду. Она улеглась ничком на шкуру и положила голову на колени Каху.
Подошел Фао. В руках он держал меховую сумку, из которой вытряхнул какие-то разноцветные комочки. Здесь была желтая и красная охра, белые осколочки мела и черные куски пережженной коры. Все это были краски: первобытного художника-колдуна. Фао взял уголек и несколькими штрихами набросал на смуглой спине Уаммы фигуры важенки — самки северного оленя с вытянутыми в воздухе линиями ног.
Готовый контур был подкрашен мелом и углем, и стало ясно, что художник изображает весеннюю окраску оленя, когда белая зимняя шерсть, клочьями начинает выпадать и заменяется пятнами коротких и темных летних волос. В передней части тела важенки Фао нарисовал продолговатое кольцо, закрашенное внутри красным. Это было сердце оленя, полное горячей крови. Копыта покрыты желтой краской, рога — бурой.
По знаку Каху Уамма поднялась. Старухи отвели ее за костер, так что рисунок был отчетливо виден всем, кто сидел в землянке.
— Тала! — сказала Каху.
— Тала, тала! — повторили за ней хором все остальные.
Этим словом обозначали жители поселка важенку — оленью самку. Теперь Уамма была не Уамма, она стала духом самки оленя.
В зверя ее превратили колдовское искусство Фао и заклинание Каху. Как маленькому ребенку, Уамме можно было внушить все. Она верила словам больше, чем глазам, и воображение, пылкая фантазия подчиняли ее себе целиком.
С той минуты, как Уамма услышала слова Каху: «Ты тала! Ты самка оленя!» — она стала сама чувствовать себя оленьей важенкой. Она стала немой — ведь олени не говорят. Она больше не улыбалась — ведь олени не смеются. Она чувствовала, как на ногах у нее выросли твердые двойные копыта.
— Ложись! — сказала Каху. — Спи!
Уамма послушно улеглась ничком и зажмурилась. Два старика принесли оленью шкуру и накрыли ее, а впереди положили голову молодой важенки с шерстью и короткими рогами. Через полминуты Уамма уже спала и видела себя во сне оленем.
Каху назвала еще два имени: Балла и Огга.
Это были две другие матери, которые должны были плясать танец оленей.
Огга была маленькая и толстая женщина, Балла — стройная и худая. Огга была самая многодетная из матерей.
Балла была молодая и веселая. У нее был один только грудной ребенок. Два года тому назад ее привел из рода Вурров охотник Калли, и она осталась жить с Чернобурыми.
