[199]. Не к тому привел Ты
притчу сию, чтобы сказать, сколь назойливы молитвы наши, а к тому, что
всегда должно нам молиться[200]. И иную притчу предложил Ты того ради, сказав, что
если затрудню я друга в полночь, когда отошел тот ко сну, прося у него хлеба, то если и не даст мне по дружбе, по неотступности моей, встав, даст, сколько прошу[201]. Все, что просишь, соделает Господь тебе, когда бы ни молил ты о том, и не сочтет Он молитвы твои
назойливостью. Молись в полночь на ложе твоем — и не скажет Господь: завтра преклоню Я ухо к мольбам твоим, когда будешь возносить их поутру, стоя на коленях у ложа твоего; и когда будешь молиться в спальне своей, на коленях, не скажет: в
воскресенье, в
церкви возноси мольбы, тогда услышу тебя.
Бог не есть ни
Бог промедления, ни
Бог поспешности; всякая молитва ко
времени, ибо не дремлет и не спит Господь
[202]. Но,
Боже, могу ли молиться Тебе и Тебя
бояться? К Тебе приходить, говорить к Тебе, во всякий час, во всяком месте — и притом
бояться Тебя? Осмелюсь ли на этот
вопрос: в нем больше дерзости, чем в самом моем
приходе к Тебе: я могу обращаться к Тебе, хоть и
боюсь Тебя; не будь этого страха, не обращался бы к Тебе. И как положил Ты, что всегда должны мы страшиться Тебя, так же положил нам кроме Тебя никого и ничего не страшиться; человеков ли страшиться нам? О нет.
Господь — свет мой и спасение мое: кого мне бояться? Врагов могучих?
[203] — о нет, не их; есть ли враги, что не дрогнули бы перед теми, кто боится Господа, сказано же:
не бойтесь народа земли сей, ибо он достанется вам на съедение, став хлебом для вас[204]; не только не
съедят нас чужаки, не
только не тронут наш
хлеб, но сами станут нам
хлебом; почто нам бояться их? Однако речь здесь идет о
хлебе в переносном смысле: о победе над врагами, что думали в гордыне своей нас уничтожить; и не следует ли нам бояться, что победив, будем мы терпеть нужду в хлебе насущном? Но сказано,
львята терпят нужду и голод, ищущие же Господа не терпят нужды ни в каком благе[205]. Но — всегда ли так? Ибо те, кто сегодня имеет всего в достатке, — не гнетет ли их страх, что придут времена скудные и утратят они то, что имеют.
Для чего бояться мне во дни бедствия? — не так ли восклицает слуга Твой
Давид[206]? То собственные грехи ввергли его в бедствия, но разве трепещет он перед лицом их? О нет. Даже если бедствия сии чреваты смертью? Хотя бы и смертью. Смертью, корень которой — насилие, злоба и греховные деяния наши. Но —
