Тамара осторожно опускалась на причал, раскидывала руки, зажмуривалась, потом резко открывала глаза. Нет, у нее не получалось лететь по небу, но она говорила, что тоже видит перед собой «перевернутую землю».
А однажды, так же закрыв глаза в поисках перевернутой земли, Тамара почувствовала на своих губах губы Кости. Целовались они неумело, стыдливо, и потом некоторое время стеснялись, но еще больше тянулись друг к другу.
Перед расставанием, перед разъездом с туристической базы, они поклялись, что никогда не забудут свой причал, что никогда не будут писать друг другу писем и никогда больше не будут искать встречи.
— Мы будем помнить друг друга, и все. Ведь этого хватит? — спрашивал Костя, и Тамара, держа свои руки на его плечах, с какой-то легкостью, вовсе не задумываясь, почему он требует от нее утвердительных ответов, соглашалась:
— Этого хватит. На всю жизнь хватит.
О Господи, как хорошо было влюбиться в первый раз!
* * *
А что теперь? Зачем она утешает или, наоборот, распаляет себя мыслями о прошлом? Зачем ей такие сладенькие картинки из прошлого вроде того милого мальчика с вокальными данными, ведь это то же самое, что утопающему — соломинка, или человеку, которому ударом копья пробили сердце, — какая-нибудь кисло-сладкая аскорбинка для поддержания организма.
Тамара ходила по городу, не замечая пути, не замечая времени, она просто не могла понять: можно ли ей вообще возвращаться домой? Может быть, разрубить все разом? Ведь как верно они сделали с тем Костей, не стали встречаться, мудро, хоть и были сопляками, почувствовали, где грань, за которую не надо переходить. Может быть, и сейчас ей сбежать, уйти от Спирина?
На улице становилось холоднее, Тамара несколько раз заходила в магазины, чтобы погреться, ничего там не покупала. За время своего замужества она впервые не хотела, не спешила идти домой. Может быть, это какое-то заблуждение, мираж, обман зрения? И она тут же порывалась домой. Да какой обман? Чушь! Он просто любит другую… И она опять петляла по улицам, прижигала свое сердце недавно увиденной сценой, а потом какими-то воспоминаниями, которые казались счастливыми, бесполезно залечивала его.
Тамара пришла домой поздно, уставшая и продрогшая, с первыми морщинками на лице. Трусливо прятала глаза от Спирина, словно она, а не он был одним из тех шкодливых влюбленных, которые не нашли нигде лучшего места для утех, чем кафедра в университетской аудитории.
— Ты где пропадаешь, лапа? Я уже собирался в вытрезвитель позвонить, — шуткой встретил ее благодушный, невозмутимый Спирин. Помог снять пальто.
