«Когда еще я смогу надеть его снова?» — замедленно подумала она, вешая халат в шкаф и тихонько закрывая дверцу, словно переворачивая последнюю страницу прочитанной книги. Мыслей в голове не было никаких. Она защелкнула сумочку, бросила привычный взгляд в зеркало. Принцесса Греза была чуть усталой, но по-прежнему божественно прекрасной. Взгляд ее глаз стал глубже и пронзительней. В нем отражалось новое чувство. Она еще не нашла ему названия, но это чувство в ней росло и вытесняло все остальные.
* * *
— Что-то случилось, Полюшка? — спросила Татьяна Андреевна, удивленная тем, что дочь вернулась так необычно рано. Она сразу же заметила, что Полина не в себе. Что-то произошло. Только вот плохое или хорошее? Понять было трудно, но материнское сердце встревожилось.
Дочь бессильно опустилась в кресло.
— Профессор Холмогоров отстранил меня от работы, — заговорила она бесстрастным голосом. — Он считает, что мне нельзя доверять. Я даже не знаю, придется ли мне теперь когда-нибудь снова работать врачом, — сама плохо веря в то, что она говорит, нарочито конспективно и четко выложила она матери все неприятности сразу.
— Что это значит? — спросила мать растерянно. — Он что, с ума сошел? — Ей казалось, что дочь чего-то недоговаривает. Она часто ей рассказывала о Холмогорове, и профессор казался Татьяне Андреевне человеком, достойным уважения. Что же это он?
Полина собралась с духом и рассказала матери во всех подробностях о том, что произошло сегодня утром. Опустив только подробности о своих чувствах. Пока. Потом она скажет и об этом. Или не стоит волновать мать? Догадывается ли она? Раньше всегда догадывалась. Раньше — это когда она, Полина Бережкова, лучшая ученица в классе и в группе, училась в школе и потом в институте, где у нее была масса поклонников, но никто всерьез ей не нравился, все казались глуповатыми и незначительными, а ей хотелось совсем другого. Кажется, она это получила. Полина горько усмехнулась. И было чему.
— Ты не можешь этого оставить просто так! — не успокаивалась Татьяна Андреевна. — Какое он вообще имел право тебя обвинять! А почему не спросили этого твоего, из девятой палаты? — Женщина волновалась и не очень отдавала себе отчет в том, что она говорит.
— Мама, ну нельзя же нарушать профессиональную этику! Это еще хуже, чем обвинить меня в несуществующем проступке, — с легкой укоризной проговорила Полина и слегка улыбнулась матери. Она знала, что мама сейчас одумается, и продолжила: — Вот почему только он больше поверил Гулову, чем мне? Мужская солидарность? Что-то не похоже…
