— Мы можем уехать за границу! — выпалил Роман. — Там нас никто не тронет!
— Господи! Да о чем ты говоришь! Какая заграница? Это ты привык кататься по заграницам, а я? Обо мне вспомни! А моя Ленка? Кем она для тебя будет? К тому же у тебя… — Она секунду помедлила. — У тебя уже есть одна семья за границей… Рома, отвернись, пожалуйста. Я оденусь. Мне пора.
Большая комната гостиничного номера показалась какой-то бесшабашной и вульгарной. Марине не верилось, что все это происходит в Никольске, рядом с домом. Поскорее хотелось выбраться из гостиницы на улицу, к свету, который струился в окно из узкого распаха сдвинутых тяжелых гардин. Вот она и снова изменила мужу, повалялась с любовником в казенной постели. Выходит, вот так, подленько, отомстила ему за пьянку на рыбалке. Духи с громоздкой тумбочки трельяжа она не взяла, предупредила Романа:
— Это слишком дорого. Мне не нужны расспросы.
— Но если твой муж обо всем знает…
— Нет, он ни о чем не знает. Извини, я разыграла тебя. Обманула, прости меня. В моей жизни ничего не изменилось.
Они расстались в вестибюле гостиницы. Здесь была та же скованность и неуклюжесть между ними, что и в начале их свидания.
— Мы еще увидимся? — спросил Роман.
— Не знаю. Как получится… А сейчас уезжай, Рома. Не вовремя ты приехал. Провожать меня не надо. У нас город маленький… — Она отвернулась от него и пошла к выходу.
Уже через несколько шагов, на лестнице гостиницы, она кляла себя за то, что не обняла, не поцеловала его на прощание. Разошлись так холодно, глупо. А ведь она любила его! Как же все-таки любовь дурит головы… Но Марина нашла в себе силу — то ли гордость, то ли черствость — не возвращаться, не оглядываться. Может быть, сам Роман, сломав ее запрет, кинется вдогонку, схватит ее за плечи, обнимет, никому никогда не отдаст. Она уходила, неся в себе надежду и страх погони. Уходила, сутулясь, вслушиваясь в шаги прохожих, идущих за ней следом. Роман ее не догнал.
Домой она не пришла — приплелась. Ни думать, ни вспоминать ни о чем не хотелось. Хотелось забыться, хотелось стать либо девчушкой с чистой душой и совестью, либо старухой, у которой уже не расшевелить чувства. Она уткнулась в подушку на кровати дочери.
