— Я так говорил.
— Но как вы объясните, что женщина отказалась признать, что вы были у нее?
Шаас не выглядел удивленным и ошарашенным.
— У меня сегодня появилось время, чтобы в одиночестве подумать…
— И каков результат? — в разговор вмешался Юрий Иванович, за что получил укоризненный взгляд Аркадия Аркадьевича.
— Она боится мужа и не имеет желания, чтобы тот узнал о наших отношениях.
— Тогда нет доказательств вашей невиновности.
— Я понимаю.
— Когда вы пришли к дому этой женщины? — Кирпичников старался не называть имени.
— Я уже говорил, что около полуночи, но я не пришел, а приехал на лошади.
— Значит, от вашего дома до нужного дома езды с полчаса?
— Да.
— Когда вы покинули дом?
— Я на часы не смотрел, но видимо, часов в девять — десять.
— Хорошо. Если вы выехали, допустим, в девять, то где вы находились все это время?
— Ну, ждал, пока муж уедет, а потом наблюдал за домом.
— Значит, вы видели, как уехал муж женщины?
— Да.
— Но почему пошли в дом не сразу после его отъезда?
— Я… боялся. Не дай бог, он вернется назад.
— Такое бывало?
Лану криво усмехнулся, но улыбка вышла жалкой и неестественной..
— Бывало, но тогда мне везло.
— Не подскажете, в какую одежду был одет муж женщины?
— Темно было, и я не разглядел.
— Тогда вы не должны были разглядеть лицо?
— Я и не разглядел. Он вышел, сел на телегу и уехал.
— Отчего вы так уверены, что это был ее муж?
— А кто еще? — искренне удивился Шаас. — Неужели… — его посетила неожиданная мысль, — ну, чертова баба. Мужик за порог, а она во все тяжкие. Ну, и баба, — покачал он головой.
— Стало быть, кто вышел из дому, вы не видели?
— Не видел.
— Но целый час наблюдали за домом, чтобы забывчивый муж не застал вас?
— Да.
— Хорошо, любезный господин Шаас, посидите-ка ночку под замком и подумайте, что можете нового нам поведать.
— Но я…
Кирпичников махнул рукой, мол, уведите.
— Ночью не замерзнет? — обеспокоился Юрий Иванович за земляка.
— Дайте ему что-нибудь теплое.
Лану увели, плечи его так и не расправились. Шел, словно сейчас выведут к эшафоту и за грехи, которые совершил, лишат жизни, в которой он приносил одним несчастье, другим неудобства, а третьим полные слез страдания. У двери Шаас повернул голову, хотел, видимо, что-то сказать, но промолчал, только сверкнул погасшими глазами и сжал до боли зубы.
Из мызы Соостеров вернулись эксперт, доктор и фотограф.
— Как успехи, господа? — поинтересовался Кирпичников.
Георгий Иванович опустился на стул, явно намереваясь рассказать о результатах обыска и найденных новых следах. Вербицкий только смотрел на Салькова и ничего не произносил.
