В полусне, опупев от дикого рева двигателей, Жетвин так и не понял, что случилось.
Вертолет, в который попала переносная зенитная ракета «стингер», стремительно, как и летел, рухнул на камни невысокого кряжа.
Смерть не страшна: тот кто умер о ней ничего не знает. Не знал об этом и Жетвин. Не было для него ни пустого гулкого коридора, по которому душа рвалась бы к бессмертной жизни. Никто вокруг не пел многоголосую аллилуйю, не махал опахалами.
Не слышалось и голосов грешников, опущенных в жупел и принимающих муки. Только темнота и тишина.
Отсутствие в мире тебя и мира в тебе.
Муравей, раздавленный толстой ногой слона-судьбы — вот что такое смерть.
Очнулся Жетвин не понимая что происходит, не зная, где он и почему тут оказался.
Сознание вползало в него медленно, но он не спешил это показывать.
Умный, паленый огнем боец, ведет себя подобно жуку, который в минуту опасности замирает, притворяясь мертвым.
Сквозь дремотную отупелость обморока, Жетвин услышал чужую речь и не стал открывать глаза.
— Э-э-э, — гнусаво гундел совсем рядом с ним чей-то голос. — Рехтан! Рехтан!
Говорил афганец, но что именно означали его слова Жетвин догадался только через минуту, когда на него обрушился поток холодной воды.
Плеснули на него не из пиалы, не полили из бутылки или фляги, а ливанули сразу из сатала — афганского ведра.
И опять: «Рехтан, рехтан».
— Лей, лей, — перевел для себя Жетвин и не ошибся. Новый поток воды обрушился на него, заставив захлебнуться, закашляться.
— Зенда, — сказал довольный голос над головой, и Жетвин для себя легко перевел: «живой». Два слова на дари: «морда» — мертвый и «зенда» — живой он знал прекрасно.
Когда закашлялся, тут уж «морду» — мертвого не изобразишь. Мертвые не кашляют, не чихают, не дышат.
Пришлось открывать глаза.
И сразу рядом прозвучал голос, сносно говоривший по-русски:
— Вставай, вставай, пиздельник, уже належался…
Жетвин понял: его назвали бездельником, хотя в афганском произношении это прозвучало ещё более оскорбительно, чем в русском.
Высокий худой афганец со страшным шрамом во всю левую щеку и без левой руки (от неё осталась только культя, подрезанная значительно выше локтя) стоял рядом с ним, широко расставив ноги.
Потом Жетвина пытали. Ни для чего, просто для собственного удовольствия амера Мубарака, которым оказался тип без руки и со шрамом. Пытали с той же бессмысленностью, с какой ребятишки терзают мух, отрывая им одну ногу за другой и наблюдая, что будет дальше.
