— Они не узнают.
— Узнают.
— Ты настучишь?
— Пошел ты! Настучу — меня уберут сразу. Они не терпят, чтобы кто-то засветился.
— Тогда откуда станет известно?
— Глаза найдутся. И продавцы и мент — кто угодно на них сработает.
— Хорошо. — Алексей резко отодвинул кружку, к которой Козлик протянул руку. — Я думал с тобой по хорошему. Ты не понял. Делаю вывод: это ты сунул Николке отраву. Теперь дошло? — Он перехватил правое запястье Козлика и сжал, одновременно скручивая его.
Козлик жалобно пискнул.
— Падла буду, не давал. У меня только расслабуха… крутого кайфа нет…
— Я спросил, у кого он брал? Ты это должен знать.
— Леша, только я тебе ничего не говорил. — Козлик загнусавил сильнее обычного. — Не заложишь?
— Забито. Мне ты ничего не говорил.
Козлик быстро схватил кружку, подвинул её к себе, поднес к губам и в два жадных глотка высадил до дна.
— Ты знаешь Власиху? Это она, клянусь под честное слово!
Кто же в их микрорайоне не знал бабку Власиху, богомольную старушку, при Советах втихую торговавшую деревенским первачом-самогоном, при Горбачеве перешедшую на сигареты и, как выясняется, теперь промышлявшую наркотой.
— Где она банкует?
— На хазе… только я тебе ничего не говорил. Надо ей позвонить и сказать: «От Ахмеда».
— Кто такой Ахмед?
— Я знаю, да? Не скажешь, она тебе и дверь не откроет…
Слово Ахмед подействовало безотказно. Власиха так верила в надежность пароля, что тут же открыла дверь и спросила:
— Что берем?
Алексей, не ожидавший такого напора и приготовившийся к долгим объяснениям что ему надо и как он тут оказался, на мгновение растерялся. Под немигающим взглядом Власихи брякнул первое, что пришло на ум:
— Интересуюсь колесами… — Алексей вытащил из кармана бумажник.
— Имеется.
Алексей огляделся. Комната производила приятное впечатление. Из прихожей в неё вела ковровая дорожка — новая, чистенькая. Окно, выходившее во двор, сверкало зеркальной промытостью. В красном углу висела икона свежего письма в золоченом киоте с изображением благостного лика Николая Угодника.
Власиха прошмыгнула на кухню, загремела металлическими банками.
Все ещё держа в руке деньги, Алексей подошел к двери и заглянул внутрь. Власиха лихорадочно снимала с полки жестяные коробки с надписями «Мука», «Крупа», «Фасоль» и ставила их на стол. Наконец, она добралась до нужной упаковки. Повернулась к Алексею.
— Здесь у меня на два лимона. Хватит капусты?
«Во, бабка, — подумал Алексей, — прет по-фене, как заправский уголовник. А может сидела? Кто это знает».
