Вот где надо искать! Так, что дальше…
При Экспедиции еще была первоначальная школа для детей служащих, профессиональные классы и классы для рабочих, техническая библиотека, читальня и барак для чтений, больница, с аптекой, на сорок четыре кровати, в том числе родильное отделение на одиннадцать кроватей; приют-ясли на шестьдесят детей, сберегательная касса — отделение государственной сберегательной кассы; столовые для трехсот рабочих и ста пятнадцати чиновников, лавка с предметами первой необходимости.
Прямо-таки собственное царство в Российской империи. Путилин не удивился бы, если бы выяснилось…
Верно! При зданиях Экспедиции состоял военный караул. Рабочий день определяется восьмью часами чистой работы. Празднование воскресных, праздничных и высокоторжественных дней обязательно. Всего рабочих дней в году у служащих Экспедиции — 272–275.
Не здесь ли собака зарыта? По словам Залесского, убитый должен был получить новую должность и повышение в чине. Его высоко ценило начальство. Тогда визит в сие заведение неизбежен, как приход ночи после солнечного дня.
Путилин провел пальцем по строке «Памятной книжки», там значилось: Фонтанка, у Египетского моста, управляющий — действительный статский советник Федор Федорович Винберг, товарищ управляющего — действительный статский советник Федор Осипович Гиппекрейтер. Снова статские генералы.
Но тут размышления Путилина прервали.
— ИВАН ДМИТРИЕВИЧ, К вам барышня, — доложил дежурный чиновник.
— Кто такая?
— Имеет желание переговорить с вами.
— Хорошо, проводи.
Через некоторое время перед Путилиным сидела невысокая барышня в лисьей шубке и с вуалью, закрывающей лицо. Она откинула вуальку. Вот кого Иван Дмитриевич не чаял увидеть, так это Марью Николаевну Залесскую.
— Простите меня за бесстыдное вторжение в ваше отделение, — без предисловия произнесла она крайне взволнованным голосом, — но я не смогла не поинтересоваться судьбой Алексея. Вы его арестовали? — глаза заблестели от накопившихся в них слез.
— Нет, — сухо ответил Путилин, протянув барышне стакан воды.
— Нет… Нет… Не надо… — Она извлекла из муфты батистовый платок и легким движением коснулась глаз.
— Марья Николаевна, когда Алексей сообщил вам о смерти Левовского?
— Вчера днем, — она смотрела на свои руки или тот батистовый кусочек ткани, который в них теребила.
— В каких слова?
— Не помню, у меня в глазах потемнело, и я ничего не помню.
— Вы думаете, это он?
— Что вы! — она подняла голову, и глаза выражали только неподдельное удивление. — Алексей добрый, он никогда мухи не обидит, не то что совершить такой дикий поступок.
