— Совершенно верно.
— Вы не откажетесь от своих слов?
— Конечно, нет.
— Но вот странность, Петр Трофимович Иванов, проживающий в Ланской, в предъявленном ему трупе не признал пассажира, который ехал с ним первым классом и, более того, напротив него.
— Почему? Может быть, Петр Трофимович плохо рассмотрел пассажира, сидевшего напротив?
— Не возражаю, тем более он созерцал целых двадцать минут, а вы сколько?
— Иван Дмитриевич, я не могу отвечать за господина Иванова, бог тому свидетель, но я видел Афан… этого, ну, Кузмина не один раз.
— Понимаю, но вот вторая странность: Прохор, то бишь Кузмин, не просыхал три дня и три дня не казал носа из заведения на Сенной, где спускал деньги после удачно прокрученного дела.
— Господин Путилин, — голос Минца дрогнул, — вы хотите сказать, что я мог ошибиться?
— Нет, Иван Егорович, я хочу сказать, что ошиблись вы намеренно.
Начальник станции вскочил, руки дрожали так, что он пролил чай не только на сюртук, но и на брюки.
— Это переходит всякие границы, — чашка с грохотом опустилась на стол. — Я вам помогаю, и я же становлюсь в чем-то виновным…
— Нет-нет, Иван Егорович, успокойтесь, просто я хочу для себя прояснить, почему два описания двух разных свидетелей так разнятся? Не скажете, почему?
— Этого я знать не могу.
— И самое странное, мы приходим арестовывать преступника, а нам достается холодный труп. Неужели злодеям мало доли в деле и они решили ее увеличить, ведь половина лучше трети?
— Конечно.
— Но есть еще одна странность, Петр Трофимович описал внешность человека, ну прямо копию, некоего Сеньки Хохла: прямой шрам под нижней губой, отсутствие передних зубов, серые глаза, нос с горбинкой, тонкие брови, словно прочерченные над глазами одной линией. Абсолютно точный портрет, — Иван Дмитриевич бил наугад, хотя описание и подходило под Семена Днепровского, прозванного Сенькой Хохлом, — и нам не составило труда привезти его сюда. Очень охоч Сенька до женской ласки, и после удачного дела где его можно найти, Миша?
— В публичном доме на Моховой.
— Губит Сеньку привычка, — Иван Дмитриевич показал глазами, мол, быстро на Моховую.
— Я не пойму… — начал Минц.
— Давайте договоримся, Иван Егорович, что о вашем участии в деле я знаю…
Начальник станции вскочил, размахивая руками.
— Я не позволю возводить на меня напраслину!
— Иван Егорович, вы сядьте, в ногах правды нет, и вы думаете, Сенька вас пожалеет? Он именно вас выставляет главным злодеем и именно на вас возлагает ответственность за пролитую кровь.
