Решение пришло молниеносно: раскроив черепа сразу трем тварям, Конан подхватил с пола Сердце Аримана, описав им широкую дугу. Алый свет на миг ослепил вурдалаков, шарахнувшихся в стороны. Воспользовавшись их замешательством, Конан заткнул за пояс меч, запрыгнул на алтарь и тигриным прыжком преодолел расстояние отделявшее его до черной пасти входа. Удар отозвался страшной болью во всем его теле, единственная свободная рука скользнула по камню и Конан чуть не рухнул обратно, под тяжестью доспехов и оружия. Каким-то чудом он нащупал трещину меж двух каменных блоков и, зацепившись за нее, сумел вскарабкаться наверх.
Почти сразу Конан понял, что это не тот путь, которым он пришел сюда, но аналогичный вход, нависший над ямой напротив первого туннеля. Но тот путь уже был закрыт: Конан видел множество мерцавших во тьме глаз, увидел уродливые серые тела, заполонившие коридор. А снизу, опьяненные запахом крови, вурдалаки рвали на части собственных убитых и раненых, вновь и вновь вылезая из черных нор. Те из них, кому не досталось отвратительной пищи, пытались повторить прыжок Конана, чтобы добраться до киммерийца. Паре из них это даже удалось, но Конан размозжив им черепа мечом, кинулся вглубь нового туннеля. Оставалось надеяться, что из этого ада есть и иные выходы.
Конан мчался по подземелью, освещая дорогу алым светом Сердца — по крайней мере это преимущество у него появилось. Однако свет талисмана выдавал его преследователям и вскоре Конан услышал позади завывание упырей. Сжав зубы он прибавил шагу, стараясь не думать о том, что будет если туннель окончится тупиком.
Однако коридор по которому он бежал становился все шире и, что несказанно радовало, явно повышался вверх. А вскоре впереди появилось и светлое пятно, стремительно растущее в размерах. В лицо Конану ударил свежий ветер и он, прибавив шагу, с торжествующим криком выбежал из проклятого подземелья, держа над головой огромный драгоценный камень, горевший, словно горсть живого огня.
Яркий лунный свет ударил его по глазам с такой силой, что Конан вновь прикрыл их рукой, на мгновение подумав, что Сердце Аримана снова вспыхнуло как в подземелье. Причем на этот раз горячим огнем — с первых же шагов Конана объяла ошеломляющая жара и духота, совершенно нехарактерная для ночей Зингары. Когда глаза киммерийца привыкли свету столь огромной Луны, что вокруг было светло, почти как днем, он мог спокойно рассмотреть окрестности.
