— Кром!!! — громкий рык сотряс стены зала и гули, все еще пожиравшие тело, содрогнулись, когда сверху демоном мщения обрушился черноволосый воин. Однако удар меча пришелся не по заметавшимся серым тварям — острое лезвие обрушилось на шею зингарца, прекратив его страдания. Поток крови хлынул на алтарь и Сердце Аримана разом окропилось алой влагой.
В этот миг словно беззвучный взрыв сотряс подземелье: стены зашатались, сверху посыпалась пыль и серые твари кинулись по своим зловонным норам. А потом Сердце Аримана вспыхнуло столь ярким светом, что Конан даже прикрыв глаза рукой, подумал, что сейчас ослепнет. Отблеск алого пламени, пронесся сквозь него, объяв его тело всполохами холодного красного огня, на миг объявшего все подземелье. Тысячи величественных и кровавых видений, промелькнули перед киммерийцем, сотни голосов слились в один раскатистый хохот. И, хоть Конан не видел этого, такая же вспышка, словно единовременный удар множества молний озарила ночное небо на тысячу лиг: и над объятой войной Зингарой и над шумной Мессантией, над зиккуратами Шема и черными пирамидами Стигии. Кроваво-красные отблески на миг пали и на Дебри Пиктов и на отроги Кезанкийских гор, отразились во льдах Нордхейма и водах Западного моря. Вспыхнули и погасли, словно мимолетное наваждение, алая греза приснившаяся миру.
Однако сам Конан ничего не знал об этом. Вспышка оказалась яркой и быстрой и, отняв руку от лица, киммериец увидел лежавший на полу камень, мерцавший не ярче обычного. А по углам вновь слышалось мерзкое лопотание: его вокруг него смыкалось кольцо серых, подкрадывающихся существ. И без того затхлый воздух, наполнил тяжелый смрад разложения.
Конан поднял меч и с проклятием бросился на стоящего с ним лицом к лицу огромного белого гуля. В кроваво-алом свете мелькнули оскаленные клыки и когтистые полулапы-полуруки, когда окровавленное лезвие рассекло чудовище от плеча до поясницы. В этот же момент гули кинулись на него со всех сторон, но Конан, несмотря ни на что, отчаянно прорубал себе дорогу через отвратительно пахнувшие тела. Меч его молниеносно поднимался и опадал, отсекая веявшие могильным холодом лапы, и от каждого удара кто-то падал, обливаясь темной кровью. Но все новые и новые твари вылезали из темных нор, все сильнее рвали звенья кольчуги острые клыки и когти и, казалось, недолог тот час, когда Конан будет разорван на части, а его плоть послужит очередным блюдом на людоедском пиршестве гулей.
