Она впустила меня в свою жизнь, и иногда, когда думает, что я не вижу, в ее взгляде проскальзывает паника. Одиночке тяжело быть в отношениях.
Конечно, мы забиваем на ресторан: мы идем в «Старбакс». Она всегда носится со своей термокружкой и всегда извиняется, когда я начинаю ворчать, что девочки без термоса — редкий ископаемый зверь. Вот и сейчас: прижимается к моему плечу веснушчатым носом и снова за что-то просит прощения. Я даже не слушаю, просто веду ее по проспекту и отпускаю, когда она снова находит какой-то красивый ночной вид или просто топчется в круге фонарного света, разглядывая собственную тень.
— Я не видела этот город до тебя, — говорит так, словно открывает военную тайну. — Даже не предполагала, что живу… вот здесь.
Женя раскидывает руки, словно хочет обнять весь мир, и я немного ревную ее в этот момент. Не хочу, чтобы она любила всех — пусть любит меня одного.
— Ты чокнутая. — Ловлю ее за руку, притягиваю к себе и обнимаю, пряча от резкого порыва ветра. — Все, малыш, домой.
— Забираешь меня в сексуальное рабство?
Ее зеленые глаза светятся изнутри, словно у инопланетянки. Не думал, что в реальности так бывает, считал, что это просто книжная метафора. Но вот она передо мной: счастливая женщина из книги. Уютная. Удобная. Беспроблемная.
Месяц назад она сказала: «Артем, нам нужно поговорить…»
И так я узнал, что у нее проблемы с женскими гормонами, с щитовидкой, несколько операций по-женски и в целом хреновый диагноз для тридцатилетней женщины, мечтающей о ребенке. И что «она не может просто сидеть и ждать», что на счету каждый месяц и что она хочет ребенка от человека, которого любит. Тогда прозвучало ее первое «люблю»: не после секса, не утром, когда я приготовил ей кофе и не когда подарил охапку подсолнухов в первый снежный день ноября. Она сказала, что любит, когда смотрела мне в глаза и говорила, что хочет смотреть на своего ребенка и узнавать в нем любимого мужчину.
«Я ничего от тебя не хочу, никаких обязательств… Просто… Я хочу ребенка с твоими глазами. И улыбкой. Хочу знать, что даже если «мы» закончимся через месяц или два, у меня осталось чудо».
А меня всегда передергивало от мыслей о детях и обязательствах.
Я просто хотел жить в свое удовольствие и срать хотел на басню о Стрекозе. Всю свою жизнь я тупо ебся с работой, выгребал Авгиевы конюшни лишь бы урвать свой кусок пирога, лишь бы выбраться из рутины и болота. А ребенок и семья — это как пара колодок на колесах спортивной тачки: с ними уже не разогнаться.
