О еде: cтрого конфиденциально. Записки из кулинарного подполья | страница 4



Я оказался образцовым представителем кухонных хулиганов.

Меня часто спрашивают, что именно мне больше всего нравится в профессии повара. Вот что — быть частью субкультуры. Частью некого континуума, тайного общества со своим языком и традициями. Возможность немедленно насладиться плодами того, что ты сделал собственными руками, — и чтобы в этом участвовали все органы чувств. Возможно, иногда это самый честный и бескорыстный способ доставить кому-то удовольствие (хотя, возможно, первенство все же принадлежит оральному сексу).

Теперь все по-другому. Я изменился. Мне пришлось измениться. Я с божьей помощью научился вести себя, изъясняюсь вполне разборчиво, когда в этом есть необходимость; приблизительно представляю себе, что значит «комиссионные» и что такое «конец сезона». Впервые в жизни у меня есть медицинская страховка. Я вовремя вношу арендную плату за жилье. И, как это ни печально, гораздо меньше работаю на моей любимой кухне в «Ле Аль». Если я кого и предал в жизни, то это мои повара, которых я покинул, отправившись по свету торговать своими книгами и сниматься на телевидении. Некоторое время мне казалось, что мою крошечную кухню неподалеку от Дили Плаза журналисты посещают чаще, чем какое-либо другое место в Америке. Анхель, мой заместитель, быстро сообразил, как с ними себя вести, а Мануэль, который отвечает у меня за жарку, теперь хорошо разбирается в постановке света («Подсвети здесь розовым, шеф!»). И любой повар у меня на кухне наизнанку вывернется перед камерой, если надо. Когда я сам был рядовым поваром, я ненавидел таких шеф-поваров, как я, — тех, которые либо только что вернулись откуда-то, либо прямо сейчас куда-нибудь уезжают. Мои руки, которыми я так хвалюсь на последних страницах этой книги, теперь мягкие и нежные, как у младенца.

Сачкую.

Утешаю себя тем, что все равно больше не смог бы быть действующим поваром. Я слишком стар, колени у меня болят от бесконечных приседаний к духовке, с возрастом и благодаря разрушительному воздействию алкоголя я потерял былую расторопность. Меня бы все равно очень скоро сдали в утиль или куда там отправляют старых поваров.

К счастью, на важных для меня людей моя теперешняя vida loca[1] не произвела ровно никакого впечатления.

«Послушай, детка! Меня сегодня будут показывать по Си-эн-эн! Я, черт побери, самый покупаемый автор!» — говорю я жене. И она неизменно отвечает: «Да, да… Я это все уже слышала. Посмотри-ка, что там сегодня по кабельному».