Я ясно могла представить его лицо: ореховые глаза, взъерошенные золотисто-каштановые волосы, легкая россыпь веснушек. Как краснели его щеки, когда он физически перенапрягался. Как тем вечером, когда мы поссорились и он пробежал за мной пять миль лишь для того, чтобы мне не пришлось бежать одной. Тем вечером его щеки были такими красными.
Перевернувшись на бок, я поправила одеяло и закрыла глаза, однако передо мной все равно стояло его лицо с кривой улыбкой. С моей любимой улыбкой. Словно ему было смешно, но он не хотел в этом признаваться. Он часто на меня так смотрел. Например, когда одержал победу в баскетболе один на один. Мне понравилось, что он мне не поддавался, но я так разозлилась, что он выиграл. Брейден счел это забавным.
Но сейчас мне не было весело. Сейчас мне было больно от того, что Брейден думал, будто я не могу понравиться Эвану такой, какая есть. Почему меня вообще волновало мнение Брейдена? Оно не имело значения. Похоже, мои братья считали Эвана хорошим. И этого было достаточно.
Нет, не было.
Почему?
Зарычав, я легла на спину и уставилась на тени на потолке в надежде, что они ответят мне на этот вопрос. Но единственное, что я в них разглядела, – это лицо Брейдена.
Мое сердце ёкнуло, и я села. Вот черт!
Я поняла, почему меня это волновало. Почему это имело такое значение. Почему его мнение было единственным, что имело значение.
Я не просто запала на него. Я любила Брейдена.
Я смотрела телефон. Нужно позвонить Брейдену. Его замученный вид в нашу последнюю встречу преследовал меня. Мне так не хотелось переживать из-за нашей размолвки. Нет. Мне хотелось, чтобы он переживал больше. Нет. Опять не то. Было очевидно, что он переживал. Мне хотелось, чтобы он переживал по-другому.
Я прижала кулаки к глазам, желая, чтобы жжение ушло. Как я могла не знать, что люблю Брейдена? Конечно, я знала, что стала иначе к нему относиться. Но не понимала, насколько глубоко зашли мои чувства. Как долго я уже его любила? Вот почему было так больно, когда он сказал, что я ему не нравлюсь, – я хотела ему нравиться. Безумно хотела. Я думала, что была унижена, но я была разочарована. Будь моя мама жива, позвонила бы я ей за советом? Были бы мы с ней близки? Я много раз слышала, как люди говорят, что ненавидят своих мам. Интересно, принимала бы я ее как должно, если бы все это время она была со мной? Папе я точно звонить не стану. Он никогда не знал, что сказать. Наверное, он посоветовал бы не разрушать дружбу с Брейденом разговорами о своей любви. И он был бы прав. Назад дороги не будет. Мне нужен был Брейден в моей жизни. Я не могла потерять его из-за своего признания в любви.
