И стало как-то проще. И Александр встал, снова прошелся по комнатам, вслух восхищаясь аккуратно выложенными керамическими плитками на кухне, необыкновенным рисунком на обоях спальни, продуманным интерьером гостиной, хитроумным запором стеклянной двери, которая, если нажать на рычаг, поднималась вся разом и только тогда открывалась. То, что сделано своими руками, по его всегдашнему убеждению, заслуживало восхищения.
— Хотите посмотреть телевизор? — предложил Вальтер.
О, конечно, он хочет посмотреть телевизор, это проклятие людей думающих и подлинный спаситель бестолковых компаний!
Вальтер взял со стола какую-то коробочку, нажал на кнопку, и телевизор сам собой включился.
— Дистанционное управление, — похвастал он. — Направьте на телевизор и нажмите кнопку. Любую.
Александр взял коробочку, нажал на кнопку. На экране появились цветы. Передавали что-то о садах и садоводах. Он нажал другую кнопку, и комнату наполнила веселая мелодия ритмической гимнастики. На экране танцевали, прыгали, извивались улыбчивые парни и девушки, мальчишки и девчонки, пожилые господа и молодящиеся фрау. Это был очень красивый урок, под такую музыку самому хотелось танцевать и прыгать. Но Александр все же переключился на другую программу, по которой шел фильм для школьников, страшный, сумбурный, бестолковый. Очень скоро он надоел, и Александр снова включил ритмическую гимнастику.
— Хотите видеофильм? Детектив, комедию? Что любите?
— Я люблю исторические.
— Есть и такой. Из жизни Древнего Рима. Американский фильм.
— Давайте.
Те американские фильмы, которые ему приходилось видеть, обычно грешили историчностью, зато были отлично сняты. Особенно массовки, битвы.
— Один из самых кассовых фильмов, — говорил Вальтер, копаясь в шкафчике под телевизором, переставляя кассеты. — Побил все рекорды сборов. Называется: «Калигула, взлет и падение тирана». Как о нем писали: «Фильм-исследование о власти и безумии, о терроре и извращении».
Об императоре Калигуле Александр знал только то, что это был один из самых отъявленных мерзавцев, в и без того богатой мерзавцами истории Древнего Рима. Он развалился по-барски в углу уютного дивана и приготовился насладиться высоким искусством, которое в сочетании с исторической достоверностью было для него, любящего все историческое, искусством вдвойне.
Он насторожился, когда увидел на экране бассейн, в котором плавали обнаженные девицы. Но успокоил себя: какой американский фильм без изюминки? Потом пошли сцены, где Калигула с помощью сообщника задушил отца и содрал с его пальца императорский перстень — символ власти. Потом Калигула приказал схватить этого своего сообщника и казнить вместе с другими, помогавшими ему прийти к власти. В сцене казни не было ничего исторического: постановщики фильма явно выдумали ее для устрашения зрителей. На поле огромной арены, напоминающей современный стадион, были закопаны люди, головы торчали над землей как кочаны. По полю с современным механическим шумом двигалась гигантская машина, большими серпами срезала головы. Они дергались, видя приближающиеся серпы, вскидывали белые от ужаса глаза на императора, моля о пощаде. Но император веселился, кидал чем ни попадя в головы, стараясь попасть побольнее. И толпа на трибунах улюлюкала и кидала камни в обреченных. И было во всей этой сцене механической безжалостности машины что-то мерзостное, унижающее. Хотелось закрыть глаза и не смотреть, но Александр заставлял себя не отворачиваться. Смотрим же мы, к примеру, кинокадры американских ковровых бомбежек во Вьетнаме. Летят бомбы, вспухают внизу частые пузыри разрывов. Только что не видим разорванных взрывами людей. Та же машина убийства, и летчики, будто зрители в этом фильме, с удовлетворением отмечают, что бомбы легли как надо. И современный Калигула сидит в штабе, радостно выслушивает сообщение об «удачно» проведенной бомбежке. Механическое убийство, когда убийца не испытывает ни состраданий, ни даже угрызений совести. Он лишь частичка властвующей машины убийства, выполняющая высшую волю.
