Нелька, изогнувшись змейкой, скользнула на заднее сиденье.
— Тебе не кажется, что пора уже уходить? — напомнил ей Александр.
— Куда? — наивно удивилась она.
— Откуда я знаю?
— Не знаешь, а говоришь.
— Пускай сидит, — засмеялся Борис. — А мы пойдем.
— Что я вам, сторож? Я тоже пойду в ресторан.
— Не рано тебе по ресторанам-то ходить?
— Не рано. А то пригласят меня, а я не знаю, что там и делать.
— Кто пригласит? — спросил Александр.
— Кто-нибудь.
— Твоя мать до двадцати лет ни разу не была в ресторане.
— Моя мама в двадцать два года уже меня родила, — возразила Нелька.
— Да шут с ней, — сказал Борис. — Пускай идет.
— Мерси!
Александр промолчал. Он бы не возражал, да ведь Нелька не утерпит, сегодня же похвастается матери, и придется ему давать ответ дома по всей строгости.
— А, семь бед — один ответ! — махнул он рукой.
Ближним рестораном был «Берлин». Но там на дверях висела табличка: «Обслуживаются интуристы». В приоткрытых дверях стоял швейцар, солидный, как генерал в отставке.
— Энтшульдиген зи, битте![1] — сказал Александр.
Дверь приоткрылась.
— Майн фройнд мёхтет хир миттагэссен. Гештатен зи?[2]
Он шагнул в дверь, оттеснив швейцара, вынул из кармана шариковую импортную авторучку, купленную накануне.
— Битте, презент[3].
И прошел мимо зеркал к входу в зал. Услышал сзади жалобный писк:
— Па-а?!
Оглянулся. Швейцар держал дверь, загораживая Нельке вход.
— Дас ист майне тохтер[4].
— Пардон, — сказал швейцар и пропустил Нельку.
Ресторан был наполовину пуст. Они заняли столик, на котором не было таблички с надписью «Reserviert». Но подошел метрдотель и попросил их пересесть за другой столик.
— Майн фройнд, — снова начал он. Но Борис как-то по-особому подмигнул ему, и он сразу понял: метрдотеля надо послушаться. Потому что потом, кто бы что ни сказал, можно будет ответить: нас сюда посадил сам метрдотель.
— Ну ты даешь, па! — восхищенно прошептала Нелька, когда они успокоились за другим столиком. Собственно, это был даже не столик, а столище: по ту сторону широкой белой скатерти стояло еще четыре тяжелых стула. Нелька тотчас взгромоздила на эту белизну свою суму, но, видно, сама поняла, что ей тут не место, скинула сумку на стул. — Как ты хорошо по-немецки-то!..
— В школе надо как следует учиться, — назидательно сказал Борис. — Твой отец всегда был отличником. Поэтому он такой везучий.
— Ты везучий, па?
— Ему лучше знать.
— Да, мне лучше знать. — Борис откинулся на стуле, огляделся и закурил. — Но и мы тоже не лыком шиты. Мне сегодня тоже повезло. Точнее, вчера, — добавил он, почему-то покосившись на Нельку.
